Эти следы имели ободранные острые контуры, окоченевшие и изжитые. Они почти что были преобразованы в полезные ископаемые. Пальцы беспощадно жег холод, почти что выламывая нежные неподготовленные фаланги. Сырая промерзшая почва насквозь пропиталась следами. И не только следами, но и слезами, и кровью. Этот запах не спутать ни с чем.

Прелые теплые туманы на пике своей интенсивности млели и испарялись. Симфония осеннего леса очаровывала, овеивала золотыми брызгами полуживой листвы. Небо давило и прижимало, отрицая таким образом свою собственную природу возвышенного.
Гайя подняла свой взор к недостижимым облакам, пропустив через себя вездусущий холод. Необходимо успеть до их возвращения. Они всегда проявляли недовольство, если она уходила надолго. Если она вообще куда-либо уходила. Ветвистые нежные молодые побеги тянулись к ней словно к источнику живительной силы, обволакивали ее тонкие запястья, окутывали, деликатно и словно боясь причинить боль. Деревья что-то невнятно шептали ей, и она жадно припадала к черствой и фактурной коре, инода обдирая до крови тонкую белую кожу, никогда не знавшую солнечного света. Она уходила ногами глубоко в землю, словно расправляя многовековые корни. И почвы эти, плодородные, рыхлые и богатые минералами, желали впитать ее в себя, засосать и присвоить. А она желала лишь одного- вернуться к первоистокам. Но не могла найти нужные ориентиры. Словно кто-то все время сбивал ее с пути.
Она знала, что следов здесь быть не должно. Это- незажившие увечья, глубокие шрамы когда-то серьезных кровоточащих ран. Тот, кто нанес их не остановится ни перед чем.

Гайя почти наощупь шла по хрустящим высохшим остовам и островам листьев, приближающийся запах первого инея наполнял ее невиданным доселе чувством невероятной хрупкости всего сущего. Она следовала своему чутью, словно все окружающее пространство являлось ее продолжением.
Она увидела вблизи знакомые очертания деревянного дома, грубые, неотесанные, словно высеченные из камня. Как можно было так неаккуратно обращаться с телом когда-то живущего дерева? Впрочем, в этом доме все было сделано наспех, кое-как, лишь бы как можно быстрей возвести стены этого кровавого лагеря, квинтэссенции дикой необузданности. У главного входа угрожающе висели гигантские ветви рогов, их законный обладатель давно испустил дух в невообразимых мучениях на заре времен. Каждый раз, когда Гайя проходила мимо, ее начинала бить крупная дрожь. Она быстрым неровным шагом зашла в свою обитель, небольшую комнату с округлыми стенами и куполом вместо потолка. Внутрь помещения неведомым образом пророс ветвистый кучерявый плющ и своими упругими восковыми листьями укрыл коричневые голые земляные стены, придав им пушистую мягкость и сочный зеленый оттенок. По полу также стелились дикие растения, а через рассыпчатые щели проросли всевозможные цветы, пребывая на пике своего цветения даже зимой вопреки законам природы. Почти все вокруг было укрыто и укутано пышным зеленым одеялом, и сколько бы Гайя не вырывала с корнем ярко зеленые живучие побеги, те продолжали возвращаться с завидным упорством. Ей казалось, что они были готовы прорасти и сквозь нее, что и она была готова в любой момент пустить побеги и корни, распустить листья и взорваться пестрым многоцветьем. Может, именно поэтому ей становится все больнее?

Боль пришла незаметно, подкралась и влилась в нее, словно искусно приготовленный яд.

Вот опять распахнулись двери, и они вломились внутрь, холодные, но при этом разгоряченные, с грубым бесстрашным смехом, мозолистыми руками, испачканными засохшей кровью, мешком заточенных лезвий в цепких ладонях. Их массивные грязные ботинки оставляли следы. Гайя впервые вгляделась в них- это были те же самые следы, что были намертво вбиты в многовековые камни. Неужели это их руки в крови? Да, именно так. Она всегда это знала. Резкий звук топора. Острая боль пронзила все ее тело насквозь. Ее пальцы были в крови.

Ей снилось, что она- дерево. И она увидела рядом себя-человека. Она была и деревом, и человеком. Она-человек сломала ветку себя-дерева. Появились другие деревья, и другие люди. Пустота заполнилась. Она была всеми этими деревьями, она была всеми этими людьми. Она сама себе наносила увечья и раны, она сама себе причиняла боль, она ломала саму себя, а затем возрождала в миллионах семян. И все начиналось заново. Бесконечные циклы рождений-смертей, насилия и благодушия, жестокости и сострадания. Кто положит конец этой игре преломленных теней, если в этом круговороте она- причина и она- следствие?

Ее руки, несомненно, были сломаны в нескольких местах. Она почти не могла шевелить закоченевшими пальцами. Гайа услышала звук каблуков.

Мне очень жаль, но мы не можем остановиться. Никогда не могли. И врят ли когда-нибудь сможем. Ты вытерпишь. Ты переживешь. Ты- вечная быль и вечная небыль.
Ее словно били тонкой жесткой плетью, на белоснежной нежной коже расцвели ядовитые сине-фиолетовые цветы, почти акварельные. Шрамам не было числа.
Хрупкость, изломленность. Лишь бы не сломиться, не расслоиться, не распасться. А что, если все это уже было? И будет всегда? Переживать циклы сломленности вновь и вновь по заколдованному кругу? Жгучая невыносимая боль расколола ее на части.
Это все уже было. Она вспомнила.

Мы- две стороны одной медали. Твоя участь- ломаться, а наша- ломать. Ты даешь нам жизнь, мы существуем за твой счет, являясь частью тебя. Уничтожая тебя, мы даем тебе надежду на возрождение. Мы даем себе надежду на возрождение. Мы- едины. Каждый раз, когда ты умираешь от боли, нам приходится объяснять тебе вновь и вновь простые истины. Вскоре ты испустишь дух, а через некоторое время вновь прорастешь и станешь повсеместной. У каждого из нас своя роль. Когда-нибудь нам придется оказаться на твоем месте, а тебе- на нашем. Может, это случится совсем скоро.

Ее дыхание почти прервалось, гибкие подземные корни и вьющиеся лианы обхватили ее, стараясь присвоить себе.
Они склонились над ней, пропитанные невинной кровью. Ее кровью. Их собственной кровью. Хищные сильные руки закрыли ее глаза.
Ты уже начала прорастать. Услышала она где-то на закромках своего сознания.

Цикл был запущен вновь.