Прикосновение к моей щеке чего-то мягкого, прохладного и обволакивающего. Мокрого.

Это вода.

За ночь коварная вода проникла на судно и затопила нижние палубы. Мои ноги коснулись этой влаги. Почему-то она мне не показалась мягкой, скорее, наоборот.

Это нездешняя вода, из неведомых глубин. Она чужая, пустая, холодная.

Вещи, что еще вчера лежали на полу, плавали вокруг меня словно мертвые рыбы. Вы тоже здесь, увядшие лепестки. Я вас так долго искала. Сухие орхидеи- это память об ушедшем. Наверное, не стоило их хранить меж ветхих страниц всеми забытых книг.

Наверное, кто-нибудь и с моей могилы возьмет орхидеи и высушит их на память. А, впрочем, моей могилой будет море. И никаких орхидей. Только водоросли и кораллы.

 

 Я открыла дверь, там тоже была вода. Этого следовало ожидать, но почему-то я была поражена такой неизбежной очевидностью.

Вдруг воздух содрогнулся от резкого и неожиданного сигнала тревоги.

Все-таки посеяли панику. Из всех дверей и щелей начали ломиться люди. Все бросились на верхнюю палубу. Словно разорванное жемчужное ожерелье, рассыпавшееся неуловимой ртутью по палубам и лестницам.

Я же не хотела спешить. Тусклый свет коридора напоминал свет свечей в подземелье. Что я здесь делаю?

 Все так отчаянно стремятся выжить, защитить свои земные тела, благородные и ветхие. Все так жаждут спасения, но почему я его не желаю? Мне было все равно, умру я или останусь в живых. Я всегда относилась с некоторой долей пренебрежения к самому факту моего существования. Если меня не станет- жизнь по-прежнему будет кипеть и пениться, подобно морскому прибою. Это тело все равно рано или поздно умрет. Зачем так неистово за него держаться? А то, что является истинной эссенцией моего существования, мой дух, неизбежно будет обречен на бессмертие.

 

Я живу на кораблях, я дитя океанов. Никому из людей не нужна моя жизнь, но раз я существую, значит, это нужно чему-то более всеобъемлющему.

Я пропускала бегущих к спасению людей, многие кричали и плакали, кто-то нес свои вещи, пытаясь спасти и их. Я пропускала абсолютно всех. Когда коридор опустел, мои ноги были в воде по колено. Я услышала голос капитана, который, стараясь сохранять спокойствие, призывал всех подниматься на верхнюю палубу.

Я медленно пошла наверх, в одном из коридоров я сначала услышала звон колокольчиков, переливчатый и влекущий, а потом увидела мужчину, который в панике искал своих жену и ребенка. Бедняга, он так их и не найдет. Точнее, найдет только то, что от них осталось. Их тела. Они пытались выбраться из каюты, но не смогли. Тщетно они кричали. Вода за несколько часов поглотила их. А может, они вовсе и не кричали, а мирно спали. В любом случае вода забрала их себе. Вода заберет и этот корабль, и еще несколько жизней. В данных обстоятельствах вода почти что всесильна и непобедима.

 

Я медленно брела сквозь внутренние волны наверх. Как же меня ублажала мысль о том, что я не являюсь частью толпы, жаждущей спасения своих тел. Будь что будет. Я была готова принять предназначенную мне участь, впустить соленую воду в свои легкие и позволить ей вытолкнуть меня вовне.

Я вышла на палубу, но не на ту, где толпились, плакали и вопили от страха смерти люди. А на небольшой мостик, что располагался значительно выше. Женщины в слезах обнимали детей. Интересно, каковы бы были их лица, если бы они уронили своих младенцев в воды морские? Стали ли бы они тогда так цепляться за земное существование или кинулись бы следом?

 Корабль накренился, люди взвыли. Корабль медленно погружался на дно. Капитан по громкоговорителю то и дело призывал всех сохранять спокойствие и уверял, что спасатели уже близко. Люди вцепились в перила мертвой хваткой.

 

 Меня никто не замечал. Забрезжил холодный рассвет. Нет, холода не было, но рассвет был холодным. Едкого красно-оранжевого цвета. Море тихо шептало что-то своей немыслимой глубокой и запредельной темной синевой, густой и наполненной чем-то необъяснимым. В этой синеве отражались все недостижимые дали, бездонные пучины Атлантики, слившиеся с Мировым океаном, подводные течения и непостижимые глубины, как океанские, так и небесные. В этой синеве словно пели голоса, вбирая в себя острые и жгучие краски огненного рассвета. Хотела ли я отдаться этой синеве? Бесспорно. И это привлекало меня гораздо более, чем возвращение к той жизни, что была у меня до того, как я взошла на борт этого корабля.

 У линии горизонта плескались в воде дельфины. Неуместно жизнерадостно разбивая плеском холодные кристаллы устоявшейся атмосферы. Солнце медленно восходило на небесный холст. А вдалеке я услышала шум вертолетов.

Спасатели. Люди возликовали, но от этого в моем сердце растеклись ледяные ручьи.

Спрятавшись за перилами, я наблюдала, как люди из последних сил карабкались по веревочным лестницам в теплое нутро вертолетов, покидая тонущий корабль, уже почти наполовину погрузившийся в синие воды.

А я не желала спасения. Почему же мне не хотелось быть спасенной? Должно быть, моим истинным спасением была возможность отдаться этой океанской бездне неизмеримой глубины.

 

Меня не заметили. Я не позволила им себя заметить. Я всегда отличалась крайней неприметностью, и в этот раз это и спасло меня от ложного спасения.

 Дождавшись, пока вертолеты улетят, забрав всех выживших, я, стоя на самом пике тонущего корабля, неподвижно смотрела им вслед. Рассвет приобретал все более жгучие оттенки ярко оранжевого цвета, такого неуместного в своей праздности.

Они просто еще не знают. Все не то, чем кажется. Они не готовы. Не умеют воспринимать все сущее должным образом. Они все еще хотят быть частью этого маскарада. Пусть же и дальше будут.

Я же наконец нашла возможность выйти из тесной комнаты. Выход ли это? Или же вход?

 

Я плавно погружалась в охлажденную ночной прохладой воду. Я отдавалась ей полностью, без остатка. Без сопротивления. Я позволяла ей влиться в меня. Это было высшей формой принятия.

 

Теперь я вода, волна, поток, течение.

Теперь я океан.