Десятки отражений. Нет, сотни. 
Неужели все они- я? Неужели они действительно все до одного абсолютно идентичны мне? 
Парсифаль усердно и скурпулезно вглядывался в растрескавшиеся зеркальные поверхности, которые так бессовестно клонировали его изображение в своих осколках. Зеркальные коридоры петляли, искажая пространство и преломляя его на сотни параллельных реальностей. 
И кто из них- настоящий я?
Ему пришлось ущипнуть себя и даже ударить по щекам, чтобы удержаться на ногах и в здравом рассудке.
Как такое возможно- возвести этот невероятный гротескный зеркальный дворец на руинах разбитых вдребезги надежд?

- Все это подлежит конфискации,- наконец он нашел в себе силы дать четкий приказ. 
Его верные помощники и союзники безропотно кивнули, находясь при этом в крайней растерянности и даже ошеломленности. 
Парсифаль продолжил свой путь сквозь тернии расколотых зеркальных дебрей. 
Эти люди использовали все найденные ими части разорванных в клочья зеркальных панелей. Иронично, эти панели вместо того, чтобы выполнять свою функцию служения науке, теперь стали частью бессмысленного маскарада. 
А затем появилась она- маленькая хрупкая девочка-альбинос, завернутая в диэлектрическую зеркальную пленку. Парсифаль заметил ее появление слишком поздно, когда вдруг сотни его отражений неожиданно расслоились до безобразия. Он вздрогнул, и к своему стыду, не смог скрыть это от глаз маленькой девочки. 
Это уже чересчур- использовать зеркальную пленку. Сколько труда и сил было вложено в ее разработку! Он лично руководил проектом, а теперь- ее частично сгоревшие лоскуты ниспадали с тщедушных молочно белых плеч ребенка. Девочка смело подошла к нему и пристально посмотрела в его глаза. Посмотрела прямо в душу, чтобы наверняка, словно знала, для чего он пришел в ее дворец. 
- Следуйте за мной, я покажу вам самое главное. 
Он безпропотно последовал за ней, ощущая, как окончательно теряется в отражениях. 
- Вот и оно. Центральное сердце. 
Парсифаль ахнул, не в силах скрыть свое удивление. 
Вот и оно. Драгоценное зеркало новейшего телескопа, которому, как и многим его предшественникам была уготована участь рухнуть с небес на землю. Но чудо- его зеркало, гордость науки, великое достижение, сохранилось почти полностью. Все восемнадцать бериллиевых шестиугольных сегментов- словно безмятежная гладь горного озера. Их золотое покрытие- как искристый солнечный свет. Но как эти люди смогли соорудить подобное? 
- Вы все это... нашли?- он обратился к хрупкому созданию. Ее бесцветные глаза, обрамленные белыми ресницами, были до краев наполнены каким-то непередаваемым священным восторгом. 
- Оно упало с неба. 
- Выведи меня отсюда. 
Ему было неловко просить ее показать выход из этого зеркального лабиринта, признавая таким образом свою неспособность к запоминанию и ориентированию, а значит, во многом свою некомпетентность и даже несостоятельность. Глупости! Ведь это же ребенок! 
Она взяла его за руку, решительно и в чем-то требовательно, и повела к вожделенному выходу, словно ощущая его некомфортное состояние и смущение от своих комплексов и предрассудков. 
Жгучее солнце пустыни обдало его волной тяжелого гнетущего жара, как только он оказался снаружи. Время уже близилось к закату, но солнце никак не унималось. Девочка, облаченная в зеркальную пленку, осталась внутри.
- Ей нельзя выходить на улицу. Она- как ночной мотылек. Солнечные лучи мгновенно сжигают ее кожу. Только с заходом солнца она может выйти из укрытия.
Должно быть, это произнес ее отец. Парсифаль оглянулся, в попытках увидеть этого человека, но тщетно. 
- Это все, что у нее есть,- вновь раздался голос. 
- Вы должны понимать, что это- государственная собственность и подлежит немедленной конфискации. 
Парсифаль растерянно осматривался по сторонам, находясь в замешательстве от невозможности увидеть своего собеседника, но при этом стараясь казаться уверенным и не потерять лицо. 
- Давайте называть вещи своими именами. Это всего лишь обломки. 
Невысокий мужчина в кепке и выцветших джинсах показался из-за зеркального огрызка. Свет падал таким образом, что было нелегко с первого раза определить наличие зеркала. 
- Так вот вы где!- облегченно воскликнул Парсифаль.
- Вы собираетесь все это забрать? Вот так вот забрать?
Парсифаль внимательно оглядел мужчину, его обгоревшее и обветренное лицо фермера, застиранную старую одежду, пыльные ботинки.
- Сначала я подумал, что это падающие звезды. Моя дочь загадала желание. Но звезды эти не сгорели, они рухнули недалеко от этого места. Я съездил туда и собрал обломки. 
- Где место крушения? 
- Было не одно крушение. 
- В одном и том же месте? 
- Я могу наконец выйти?
Бледное создание с бесцветными глазами настойчиво сверлило своим взором пылающие оранжевым пламенем заката небеса. 
Парсифаль всматривался в тающие серебристые полосы от недавно пролетевшего самолета и размышлял о том, где же они свернули не туда. 
Он последовал за спасительной тенью и решился выйти из своего укрытия только когда солнце жидким раскаленным металлом стекло с небесного холста и скрылось за линией горизонта. Звезды несмело и робко замерцали.
- Мы изучаем дальний космос.
Парсифаль зачем-то вымолвил это в свое оправдание. И сразу после этого увидел в темнеющих далях расплавленные очертания приближающихся грузовиков.
- Вы понимаете, что отбираете у моей дочери надежду?
Этот простецкого вида мужчина вызывающе посмотрел на Парсифаля.
- Может, для вас это наука, но для моей дочери это- надежда. 
- Мы заберем только главное зеркало и некоторые детали. Остальное вы можете оставить себе. И давайте уясним: все это изначально не принадлежало вам.
Определенно, последнее слово должно было остаться за ним. Парсифаль не мог не заметить нотки высокомерия и превосходства в тембре своего собственного голоса. 
Он нетерпеливым шагом направился в сторону рычащих машин, которые замедлили ход и выстроились в ровный ряд. Повыскакивали люди в униформе. Принялись суетиться, устанавливать освещение, разворачивать оборудования для демонтажа обломков. 
Отец девочки больше не вымолвил ни слова. Он скрылся где-то в недрах своих владений и увлек за собой свою дочь. 
- Я пришлю вам списанные вышедшие из употребления детали,- крикнул напоследок Парсифаль. 
Неплохой утешительный приз, подумал он про себя, рассматривая полное звезд бездонное небо. 

 По пути в аэропорт он безмолвно смотрел в окно, наблюдая за проносящимися мимо тенями. Запах ночи всегда казался ему особенным. Может, это был вовсе и не запах, а эссенция отсутствия дневного света, доминирование всепоглощающей тьмы. 
Где же они свернули не туда? Когда все пошло не так? За последние десять лет им удалось вывести на орбиту всего пару спутников, остальные либо потерпели крушение, либо очень быстро и несвоевременно вышли из строя, из-за чего стало безумно сложно доставлять на космические станции детали и провизию, а также вводить в эксплуатацию новые телескопы и модернизировать старые. Проект по строительству лифта, ведущего на орбиту планеты, был заморожен на неопределенный срок. Во время возведения его модулей произошли невиданной силы солнечные вспышки, и все оборудование вышло из строя. Возобновить работу пытались неоднократно, но каждый раз происходили какие-то поломки, а пару лет назад верхняя часть троса оборвалась, и вся конструкция, оказавшаяся неожиданно хрупкой и ломкой как высохший тростник, рухнула вниз, погубив сотни человек. Даже ракеты и шаттлы словно были намертво прикованы к земле, почти все они не могли взлететь, пораженные техническими неполадками будто неведомым вирусом. Многие из них взорвались при попытке взмыть в небеса. Научные исследования космоса за прошедшие годы унесли множество жизней. Иногда Парсифалю казалось, что некие неизвестные силы намеренно мешают человечеству развиваться и препятствуют исследованию космоса. Правительство с каждым годом теряло энтузиазм относительно подобных исследований, и финансирование значительно сократилось. Парсифаль как никто другой прекрасно осознавал, что если в ближайшие годы не произойдет хотя бы одно серьезное открытие в исследовании космоса, то почти все научные проекты будут заморожены. Он утешал себя тем, что по крайней мере, они нашли упавшее зеркало в относительно неплохом состоянии. Это зеркало было надеждой не только для девочки. Но ее отцу не следовало об этом знать.

 Одна из немногих до сих пор действующих космических станций пребывала в точке баланса и гармонии, в точке Лагранжа, в которой силы гравитации звезды и планеты были уравновешены. Благодаря этому элегантное тело исследовательской станции останется там перманентно, будет замуровано в равновесие сил притяжения двух космических объектов. Иногда положение станции приходилось немного коррекировать, но это не являлось препятствием к проведению исследований. Издалека станция была подобна вытянутой серебристой капле, гладко отполированной и изящной. В ее недрах располагались обширные сети тоннелей, растянувшиеся на многие километры. По этим тоннелям до околосветных скоростей разгонялись элементарные частицы в обоих направлениях. И неумолимо сталкивались друг с другом. Скорости эти превышали скорость света, но непосвященным этого не следовало знать.
Именно положение ускорителя частиц в открытом космосе помогло добиться таких поистине невероятных скоростей. Здесь велись всесторонние эксперименты по созданию черных дыр, искривлению и развертыванию пространства в иных измерениях. Главной же целью было обнаружение основы основ- базовой частицы мироздания, исходного кода. Миниатюрные вселенные рождались и умирали по тысяче раз за день, и сама суть окружающего мира была поставлена под сомнение. Элементарные частицы разбирались на части, взрывались и выворачивались наизнанку. Давным-давно стало понятно, что существует некое незримое поле, которое пронизывает всю вселенную и придает массу этим фундаментальным частицам. Необходимо было научно подтвердить эти теории, чтобы они не остались на уровне умозаключений. Несколько ученых годами жили на станции, подвергая себя радиационному излучению, которое упрямо просачивалось внутрь даже несмотря на экранированные поверхности. Эта станция была главным оплотом надежды для самого Парсифаля. И его уже несколько лет не оставляло ощущение того, что за ее стенами происходит что-то из ряда вон выходящее. Придет время- и его обязательно оповестят. Руководитель станции Ибе понимал всю возложенную на него ответственность. Между ними давно установилась особая связь. Земля-Воздух. 
Иногда Парсифаль, всматриваясь в ночное небо, выискивал взглядом сверкающую всеми цветами радуги точку. Он негласно дал этой станции имя- Слеза. Она по своей форме была похожа на каплю, но имя Слеза гораздо больше подходило по смыслу. Одинокая слеза посреди бескрайних безжизненных пустошей и радиоактивных ветров. Оплакивание научных достижений. Скорбь по всем погибшим во имя исследований космоса. 

Громкий телефонный звонок рассек воздух напополам. Прошло уже больше недели с тех пор, как Парсифаль вывез найденное зеркало разбившегося телескопа. Он был готов к звонкам, ожидал их и предвидел. Но, как оказалось, именно в этот момент звонок пришелся некстати. Ему не хотелось брать трубку, но звонок настойчиво продолжал сотрясать тишину дивных мгновений. Звонивший просто так не сдастся. Парсифалю пришлось взять трубку. Ему сообщили, что произошло чрезвычайно важное открытие. Но для этого ему придется подняться на станцию. Сам Ибе озвучил просьбу, а это означало лишь одно. 

 Парсифаль плохо и смутно помнил, как добрался до станции. Лететь на шаттле было очень рискованно, запускать ракету- тем более. Но он обязан был услышать об открытии первым. Прежде всего, чтобы реанимировать свою собственную надежду. Пришлось временно поселиться недалеко от космодрома в ожидании редкой и уникальной возможности транспортировки к станции. И полтора месяца спустя он наконец смог присоединиться к одному из шаттлов с провизией. Парсифаль был в космосе всего лишь раз, да и то более пятнадцати лет назад. Теперь же ему предстояло быть единственным человеком на борту, поскольку после многочисленных крушений и инцидентов правительство почти наотрез отказалось пускать на борт людей. Только за редким исключением. К немногочисленным действующим космическим станциям летали преимущественно беспилотники. И только высокое положение в научных кругах помогло Парсифалю добиться разрешения на полет к станции. На свой страх и риск. 
Он пропустил мимо ушей все наставления и инструкции, нетерпеливо кивал, пытаясь казаться вдумчивым и понимающим, пытаясь создать впечатление того, кому не все равно. А про себя продолжал торопить обслуживающий персонал, ожидая, когда закончатся сборы и все возможные технические проверки. И наконец- рев двигателей, безумное ни с чем не сравнимое ощущение тяги, прижимания и расплющивания. Земля крепко держит в своей хватке, не желая отпускать, она порабощает, и чтобы вырваться из ее плена необходима ответная мощь. Он ощутил, как сопротивляется земля, как притягивает его вниз, назад, мешая вырваться вовне. И неожиданно для себя он подумал: а что там, внизу? Что осталось позади? Что меня ждет? Какой-то густой и липкий туман осадил, окутал и подчинил. 
Так что же осталось позади? К своему стыду, он не мог вспомнить. Какие-то невнятные образы лиц, размытые очертания и белоснежный мир тотального забытия. Должно быть, так влияет невесомость. Пышущая жизнью планета осталась позади, но ее животворящая сила все еще продолжала оказывать влияние и гипнотизировать, наполняя пульсацией жизни. Животный магнетизм или магнетизм духа? 
Пробивающиеся из земли тугие ростки, упорно стремящиеся к своему завершению, распускающиеся яркие райские цветы, капли росы, в которых отражается весь мир,- все это предстало перед его внутренним взором. Бесконечное рождение, такое неизбежное и неконтролируемое. Или же контролируемое настолько искусно, что кажется чем-то естественным и изначальным? Парсифаль подумал о том, что не боится родиться заново. Здесь и сейчас. Он отстегнул ремни безопасности и позволил невесомости подхватить его как перо. 
Состояние невесомости, должно быть, в чем-то напоминает пребывание в утробе матери: великая безмятежность до мучительного рождения, продирания на свет. Сквозь тернии к звездам. Это- состояние нерождения, неприсутствия, до начала точки отчета. Именно невесомость даровала ему невиданное ранее спокойствие. Он спрятал в глубине самого себя нетерпение и непреодолимое желание получить ответы как можно скорей. Люди в белых халатах и изогнутые стальные коридоры- все предстало возвышенной поэзией и полетом духа. Главный из них, Ибе, сосредоточенно наблюдал за тем, как стыкуется шаттл. Парсифаль мог поздравить себя с победой: он-таки прорвался сквозь тернии и оказался близок к звездам как мотылек к пламени.

Что за срочность? Какие у вас для меня новости? 
И сразу к делу. Прочь сонную одурь. Новости- как гром среди ясного неба. Словно в небесах появилась трещина. Разлом. 
- Это действительно срочно. Мы не просто обнаружили фундаментальную безмассовую частицу, но и приручили ее. Точнее- пытаемся приручить. Это- основа основ. Первородный элемент всего сущего. Одним словом- всепроникающая прана. Она пронизывает насквозь всю вселенную, все мироздание. Парадоксально, но, обнаружив основополагающую, самую маленькую и ничтожную из всех частиц, мы тем самым обнаружили неоспоримое единство и неразделимость всех элементов. Микро и макро миры оказались двумя сторонами одной медали. И это даже не частица вовсе. Это- некое неразделимое энергетическое поле, пронизывающее все сущее. 
У Ибе был сухой сбивчивый голос, он напоминал высохшие некогда плодородные поля и саванны. Его сотрудники беспорядочно суетились вокруг как стая мух, готовили слайды для презентации. Чудеса моделирования и компьютерной симуляции позволят продемонстрировать чудо открытия. Голова шла кругом. Перспективы были сомнительными и несомненными. Парсифаль не успевал перевести дыхание. 
Длинные вытянутые коридоры плавно петляли, иллюминаторы расцвели почти что в форме лепестков, из одного из них открывался завораживающий вид на голубые округлости планеты. 
- Вы хотите сказать, что мы не просто на пороге важного открытия? Что это открытие уже состоялось?
- Почти. Нам необходимо доказать эту теорию. Уловить неуловимое и объяснить необъяснимое. Но да, это открытие почти свершилось. Нужны финальные расчеты. И больше опытов. 
Бездонная космическая чернь расплескалась и распласталась. Там, по ту сторону иллюминаторов дышало само безвеременье. 
- Кто-нибудь еще знает?
- Мы пригласили вас сюда, чтобы именно это и обсудить. 
Парсифаль ощущал, как вокруг него с бешеной скоростью проносятся частицы, ошалевшие от искусственной стимуляции, принужденные к условиям крайних скоростей, выжатые до своих пределов, запуганные, раскаленные, доведенные до отчаяния и непредсказуемости. Сталкиваясь, они порождают совершенно иные комбинации, через катастрофическую потерю своих прежних форм они дают жизнь новым соотношениям. А что если эти результаты- неверно истолкованы?
Ибе словно бы уловил повисший в воздухе вопрос. 
- Как я уже сказал, необходимы дальнейшие исследования и тесты. И главное- добровольцы. 
Затем он жестом пригласил Парсифаля последовать за ним в недра и спрятанные глубины космической станции, серебристой отполированной солнечным ветром слезы. А ведь эта научная станция, замурованная в точке Лагранжа- действительно словно застывшая слеза в момент своего падения. Будто забальзамированный в вечности чей-то плач о невозможности достичь. 
Потайные комнаты, длинные изогнутые коридоры из гибкой и пластичной стали, высокотехнологичных сплавов и соединений. Парсифаль хранил в своей памяти каждое мгновение, кажду мысль о разработке этой станции. И ни с кем не мог поделиться своими кошмарами о том, как главное детище, уцелевшее и приносящее плоды, потенциально и неизбежно будет обречено на крах. Он в своих тягучих, запутанных и многослойных снах видел падение станции, словно объятый священным пламенем правосудия дворец, поверженный огненный возмездием, низверженный из надземных сфер и приговоренный к вечной тверди. Он сам себя уверял, что такое невозможно, только не эта станция, но в глубине души зарождалось неуловимое предчувствие неминуемой катастрофы. Взрывы, вспышки, огни, удар небывалой силы, способный стереть с лица земли миры. Разогнанные донельзя частицы, доведенные до головокружительных скоростей. Казалось, что совсем еще немного- и мир треснет, разломится напополам, или же разобьется на тысячи осколков словно зеркало, а из трещин хлынет скрытая от взора эссенция бытия. Но даже если она и прорвется в зону видимости- будут ли они способны ее увидеть?
Сколько же дверей на пути? Сколько петляющих поворотов? 
Он не заметил, как они оказались в большой комнате с приглушенным светом.
- По сути, мы все- прана. Только в разных плотностях и состояниях. Грубая материя или тонкая материя, энергия или сигналы- все одно. Разные виды, но с одним исходным кодом. Мы можем растворить свои нынешние формы в пране как порошок в воде и мгновенно перенестись в любую точку пространства, а, может, и времени тоже. А затем в новых координатах вновь собраться в том состоянии и конфигурации, которые предшествовали распаду.
- Можно ли намеренно создать новые формы?
- В теории из праны можно вылепить что угодно, но как- мы пытаемся понять. На данный момент мы экспериментируем с перемещением объектов в ближайшем пространстве. 
Ибе жестом руки обратил внимание на ряд больших кубооразных пробирок.
Парсифаль внимательно изучил ряд стеклянных кубов и находящиеся в них самые обычные предметы из повседневной жизни. Ручки, наручные часы, фарфоровые статуэтки. 
- Внимательно присмотритесь. Я вам кое-что продемонстрирую. Сейчас я конвертирую состояние одного из предметов в чистую прану. Другими словами- растворю его в пране. Затем перенесу его из этого стеклянного контейнера в лабораторию, что находится в помещении напротив. 
Ибе схватил один из предметов, которым оказался небольшой стеклянный глобус, поместил его на специальную подставку и нажатием на кнопки привел в действие прибор, отдаленно напоминающий лазер. Глобус начал буквально на глазах распадаться на части, которые, мельчая, стали пылью и бесследно растаяли в воздухе. Парсифалю при этом показалось, что перед этим распадом от физической статуэтки как бы отделилась ее более тонкоматериальная копия. Он вопросительно посмотрел на Ибе, чтобы развеять все сомнения в своей адекватности и исключить дефект сетчатки.
- Вам не показалось, глобус действительно распался на слои. Первый слой- собственно сам физический объект, второй- нечто вроде тонкоматериального двойника, есть еще также почти не видимый глазу налет других энергетических соединений. У этого глобуса он почти не заметен. Но у некоторых предметов, особенно старых и значимых для своих владельцев, присутствуют еще дополнительные вкрапления. Должно быть, это эмоциональные привязки людей, либо же частицы духовной энергии самих владельцев, которые осели на этих вещах. Может, это какие-то надежды и представления. Мы не знаем, чем именно являются эти слои, но приборы фиксируют их и как тонкоматериальные субстанции, и как энергии разных свойств. Мы конечно же начали всесторонее изучение их состава, но это совершенно иной материал, если так можно выразиться. Ни малейшего намека на присутствие каких-либо известных нам химических элементов, хотя очевидно, что часть этих слоев- материя, пусть и очень тонкая. Также ни намека на известные нам излучения электромагнитного спектра, хотя у человека есть и электромагнитное поле тоже, но то, о чем мы сейчас говорим- является чем-то иным. В нашей классификации пока нет подобных видов энергии. Думаю, можно говорить об очередном открытии. И нам, пожалуй, придется ввести новую систему классификации.

Парсифаль провел рукой по воздуху, желая убедиться в том, что стеклянный глобус действительно исчез.
- Базовые частицы могут существовать, точнее, уже потенциально существуют в разных измерениях и ипостасях. Мы целенаправленными действиями можем менять их состояние. И менять их местоположение, перемещать их. Для этого необходимо растворить в пране не только физическую оболочку, но и все тонкоматериальные и энергетические слои. А теперь пройдемте в соседнюю лабораторию. 
Ибе распахнул настежь дверь напротив. В центре комнаты на некоем подобии пъедестала возвышался тот самый глобус, который пару минут назад был развеян в пыль. 
- Это- тот самый глобус? 
- Именно так. Внешне и по химическому составу- стопроцентное совпадение.
- Или же это просто стопроцентная копия без единой погрешности? Клон?
- Не думаю, что это копия. 
- Но как доказать обратное?
- Тогда куда, по-вашему, отправился оригинал?
- Это вы мне скажите.
- Давайте без умозаключений. Единственный способ убедиться в том, является ли это переносом или же полным копированием- это провести опыты с тем, кто обладает сознанием. 
Парсифаль коснулся кончиками пальцев прохладной поверхности глобуса.
- Вы думаете, что тот, кто обладает сознанием, не поймет, что он- всего лишь копия? 
- Животное, может, и не поймет. А человек не сможет не определить.
- Разве?
Ибе устало вздохнул. Разговор свернул совершенно не в том направлении. Парсифаль, оставив мутные сомнения при себе, спросил:
- Получается, вы можете переносить объекты куда угодно?
- Теоретически- да. Не только переносить куда угодно, но и трансформировать их. На практике мы лишь провели серию экспериментов с так называемой телепортацией в соседние лаборатории. И очень успешную телепортацию на Землю. 
- И все же. Вы считаете, что это- тот же самый глобус?
- Понимаю, это не дает вам покоя. Но это вопрос из серии, можно ли считать сегодняшние и вчерашние версии нас одними и теми же людьми. Клетки наших физических тел полностью обновляются, должно быть, тонкоматериальные и энегетические тела тоже проходят похожие стадии, да и что говорить об изменениях в наших сознаниях и мировосприятии. У меня нет для вас универсального ответа. Я знаю лишь одно: если растворить объект до состояния праны, то для него нет ни малейших препятствий в плане перемещения и изменений. И это касается не только физических оболочек. Наша сознание, дух и душа, или все вместе, как вам угодно- тоже имеет свойства безграничности. Да и физический мир не настолько плотный как выглядит со стороны. Молекулы полностью не прилегают друг к другу, между ними существует расстояние. И, обладая знаниями и технологиями, мы можем преодолевать то, что кажется непреодолимым. Состояние праны на физическом плане- расширение расстояния между молекулами и конвертация базовых частиц в более развернутый в разных измерениях вид. Что касается вашего сознания- то оно уже обладает всеми нужными качествами, а когда же оно не удерживается физической оболочкой и получает четкое направление- то происходит повсеместная реорганизация вашего состояния. За всю историю человечества возникло много историй о тех, кто силой воли и духа смог постичь состояние расширения и выхода из привычной ограниченности. Но всем остальным нужен пинок. И только наука на данный момент обладает достаточным авторитетом, чтобы на полном серьезе не только доказать существование этого, но и обрести над этим контроль. Думаю, это стало возможным именно благодаря тому, что мы находимся в этом месте, в точке Лагранжа и внутри кольца, по которому до огромных скоростей разгоняются частицы. Это создает особо благоприятную среду для наших исследований. 
- Проводились ли опыты на биологических организмах?
- Да, нам удалось транспортировать птиц и мышей. Пока только в соседние лаборатории в пределах станции, но мы планируем провести серию опытов с транспортировкой на Землю. Для этого нам необходимо ваше разрешение. 
- Кто-нибудь еще знает?
- Мы не разглашаем результаты опытов. Но хочется отметить, что у животных и птиц гораздо больше тонких оболочек, имеется даже нечто наподобие ауры и то, что можно назвать душой. Благодаря технике мы можем увидеть их внешний вид пусть даже в нефизическом виде. 
- Вам удалось увидеть душу?
- Душу, сознание или дух, называйте как хотите. По сути, оно не имеет формы, но приборы фиксируют это как мощную вспышку непонятной природы, вибрирущую на гораздо более высоких частотах, чем другие энергетические формации. Они все разных свойств. 
- Тогда что же вы называете праной?
- Это то, что связывает воедино абсолютно все наши ипостаси, физические, энергетические и духовные, все возможные частицы. Это всепроникающий элемент. Первородный океан. 
- Я даю вам разрешение на проведение дальнейших опытов. 
Незамедлительное решение о разрешении, кажется, удивило Ибе. 
- Вы же понимаете, что технология станет прорывом, прежде всего если мы будем способны транспортировать человека. 
Парсифаль, молча кивнув, покинул лабораторию. 
Это больше, чем технология. Это- новая философия. Это- кардинальная смена парадигм. Начало новой эпохи.
Он стремительно мчался по бесконечным узким петляющим коридорам, стерильным и белоснежным, ощущая, как с немыслимой скоростью вокруг него проносятся частицы, как в миниатюре воссоздаются трансформационные процессы вселенной. 
Ему нужно время подумать, все осмыслить, переосмыслить, принять эту новость. Ему нужно уединение, даже одиночество, граничащее с затворничеством.  

 Какое-то время спустя Парсифаль, потеряв счет времени и окунувшись в рассеянный голубоватый свет планеты, сообщил Ибе, что он будет первым добровольцем. Первым человеком, на котором будет опробована новая технология. Он готов к тому, чтобы слиться с праной. Только так они будут способны сдвинуться с мертвой точки. Нужен риск, нужны ответы.
Если не я- то кто?
Именно этот вопрос он задал, глядя в затуманенные сомнениями глаза Ибе. Он понимал, что если он не решится- не решится никто еще долгое время. И даже если все же кто-то и решится, то пройдут годы, пока правительство одобрит проведение опытов на людях, пока смелым до безрассудства добровольцам будет выдано разрешение, пока снимут все ограничения. 
Мы не можем позволить себе ждать столько лет. Необходимо начать действовать сейчас. В тайне ото всех. Главное условие- никто не должен знать. Подписать документы о неразглашении- первым делом. А затем незамедлительно приступить.
Само собой, Ибе не мог упустить свой шанс. Он понимал, что подобное совпадение- один на миллион. И он дал свое согласие. 

 Парсифаль почти не ощущал волнения. Он сделал глубокий вдох и умылся рассеянным светом солнца, собрав его в свои ладони. У него имелось внутреннее непоколебимое ощущение, что он непременно вернется. Вернется тем, кто он есть. 
Ему выдали специальный халат и бахилы. Для чего все эти формальности? Если все пройдет успешно- он окажется в соседней лаборатории, а если же нет- то какая уже будет разница? Вглядываясь в глаз направленного на него луча, он думал о том, что только относительно недавно возглавлял крупное космическое агенство, а его имя было известно миллионам. Теперь же он будет развеян в пыль. И если что-то пойдет не так- никто не узнает. Политика неразглашения превыше всего. 
Ибе взмахнул рукой, чересчур грациозно и посему не совсем уместно. Будто бы он был дирижером симфонического оркестра, а не уничтожителем материи. Парсифаль не успел усмехнуться- как начались стремительные изменения.

Сначала его выбросило из тела. Не просто выбросило- а вышвырнуло, словно катапультой. Он увидел свое тело, облаченное в медицинский халат, со стороны. Все это время оно казалось ему гораздо более представительных размеров, а на самом деле выглядело скукожившимся и хилым. Ему не хотелось смотреть на это поистине жалкое зрелище, но он не мог лишить себя зрения. Затем от тела физического начали отделяться разнообразные тонкоматериальные и энергетические круги и эллипсы. Самое тесно прилегающее к плоти тонкое тело походило по форме на тело физическое и состояло из более густой субстанции. Другие тонкие тела либо отдаленно напоминали человеческое тело, либо же являлись округло-эллипсоидными образованиями из более тонкого вещества и энергий. Отделилась также и его аура, она была в форме приплюснутой у полюсов сферы блеклых сине-коричневых оттенков. Отделились и какие-то разноцветные формации, которые своей подвижностью и изменчивостью напоминали ртуть. Отделились светящиеся круги и нити. Сколько же всего находится в человеческом теле! Он принимал тело как должное, и за всю жизнь ему и в голову не приходило, насколько сложна может быть эта система. Многослойная луковица, и у каждого слоя- свое назначение. Неужели теперь все эти тела и аура растворятся в всепроникающей пране и будут воссозданы в новом месте? Ну а где же тогда душа? По-прежнему в нем? Почему он до сих пор видит? Его поразила возможность видеть, находясь вне физического тела, очевидно зрение было обусловено не только наличием органов чувств. Внутри себя он ощутил жгучее невидимое пламя и распахнутые бездны, а затем от него словно отделилась какая-то часть, и зрение пропало. Осталось лишь ощущение бурного водоворота, что-то засасывало и захлестывало. Душа- не в нем. Он- душа. 

 Первый раз- самый сложный. Затем постепенно привыкаешь, хотя чувство удивления не выветривается даже годы спустя. Парсифаль даже не мог назвать, сколько именно раз он распадался на слои и составляющие его части, а затем собирался вновь. Его переносили со станции в разные части Земли. Разбирали-собирали словно конструктор. С каждым разом ему казалось, что новые перемещения способствуют потере каких-то важных элементов. Когда он обнаруживал себя собранным воедино, то скурпулезно и тщательно не только рассматривал себя в зеркало, но прежде всего всесторонне анализировал внутренние ощущения. Потери могут произойти и в нефизических спектрах. И при всем желании он этого просто не увидит. Привилегия знать о серии подобных экспериментов была дана немногим, даже высшие слои правительства не имели ни малейших представлений, что связывающая все воедино базовая субстанция вселенной была найдена и даже частично приручена. Парсифаль запретил обнародование и огласку, с честью неся бремя единственного испытуемого. 

 Поиск экзопланет начался уже несколько десятилетий назад, но все лишь ограничилось созданием и пополнением обширного каталога, в который периодически вносились новые данные. Человеческая цивилизация была не в состоянии отправить хотя бы к одной из таких планет исследовательский корабль. Станция Слеза до того, как стать главной обителью ускоренных частиц, была крупнейшей научной лабораторией по изучению экзопланет. На ней до сих пор располагался массивный мощный телескоп, который был выведен из эксплуатации несколько лет назад. Еще один памятник забытым надеждам. 
Однажды, когда после очередного перемещения Парсифаль вернулся на станцию и в который по счету раз увидел грациозный силуэт забвенного телескопа, над его головой словно зажглась лампочка. Он внезапно понял, куда его следует переместить. Ни теряя ни секунды, он стремглав бросился в лоно узких петляющих стерильных коридоров, чтобы отыскать Ибе. 
Расскажи мне все о самой ближайшей к нам экзопланете.
Уже почти никто больше не занимается изучением экзопланет. Это осталось в прошлом. 
Ибе не мог не заметить, как за годы экспериментов поменялся Парсифаль. Он стал более порывистым, нетерпеливым и даже неуправляемым. Наверное, как-то повлияло распыление до состоянии праны. Не каждый выдержит постоянный распад. Должны быть и побочные эффекты. Но так уж и быть. Наверное, стоит об этом рассказать. 

- Это одна из ближайших к нам экзопланет земного типа ZET-843. Мы обнаружили ее семь лет назад. Она вращается вокруг похожей на Солнце звезды спектрального класса G2 в обитаемой зоне, пригодной для жизни. Это- ближайшая к нам планета такого типа. И, пожалуй, главная новость- наш телескоп обнаружил возможные признаки жизни. 
Признаки жизни? Он ведь не об этом собирался спросить. Но Ибе сам заявил о подобном открытии.
- Признаки жизни? 
- ВОЗМОЖНЫЕ признаки жизни. Не следует обольщаться.
Перед лицом Парсифаля тотчас вспыхнули объемные изображения каких-то руин, очень напоминающих сооружения искусственного происхождения. 
- Может, это всего лишь природный рельеф?
- Может быть абсолютно все. Не стоит также забывать, что биохимически инопланетные живые организмы могут кардинально отличаться от тех, которые обитают на Земле. Мы уже давно противостоим углеродному шовинизму. Углерод в молекулах органических веществ может быть заменен на другие элементы. Например, кремний. Как и вместо воды в качестве растворителя может быть нечто иное. Даже на Земле есть организмы, которые помимо углерода содержат тот же самый кремний. И это только физический аспект. Вы своими глазами видели сложную систему тонкоматериальных тел и энергетических центров. Мы только на пороге изучения этого. И что действительно находится на той планете- судить сложно.
- Как далеко находится эта планета?
- 5,5 световых лет. 
- Когда вы узнали о возможном намеке на жизнь? 
- Не так давно.
- До или после начала наших экспериментов?
- После.
- И вы мне не сказали?
Парсифаль про себя отметил, что сейчас самое время разозлиться, заявить о своих правах и своем социальном превосходстве. Он все это время наивно полагал, что телескоп больше не используется. Никто не пытался убедить его в обратном. Из-за своей невнимательности он упустил важную информацию.
- Мы не были уверены в вашей адекватности после пережитого,- по-честному признался Ибе. 
- Вы полагаете, что я лишился рассудка? 
- Я этого не говорил.

 Парсифаль сжал кулаки. Не от злости, а от незнания, как правильно поступить. 
Так вот, значит, как. Они все воспринимают его как потенциальную угрозу. Может, и вовсе боятся его, считают его чем-то чужеродным, нечто вроде вторженца, подселенца или даже инопланетного захватчика. А как же иначе! Они все не без содрогания наблюдали, как он буквально на глазах распадается на множество слоев, а затем и вовсе превращается в пыль и полностью исчезает, чтобы как ни в чем не бывало восстать из пепла в других географических координатах. Это противоречит миропорядку, это- громкое заявление почти что о возрождении, о воскрешении, о бессмертии. Он тот, кто может победить смерть и встать в один ряд с мифическими существами, кто в открытую заглядывает в глаза самому богу. Никто другой не решился стать подопытной жертвой. Никто, кроме него. Хотя бы даже потому, что никто и не знал о возможности решиться. Наверное, они полагают, что теперь ему стало тесно в стенах станции, тесно на родной голубой планете. Он желал дальнейшего расширения и превращения. Во что он превращается? Чем уже он стал? Это отделило и обособило его не только от коллег, но и потенциально от всего человечества в целом. Но ирония заключалась в том, что не только он был многоплановым существом. А все они. Абсолютно все без исключения. Он не стал этим, он этим изначально был. Они же боялись заглянуть внутрь и вглубь, боялись даже не его, а самих себя. Непостижимая и не известная науке природа множественных тонких тел и главное- души, вызывала не только опасения, но, возможно, и некоторую брезгливость. Парсифаль был всего лишь зеркалом, в котором отражались они все. Не принимая собственного отражения, они винили зеркало. Все это время человечество жаждало знаний, но с каждым новым открытием глубина бездны пугала все больше. Он позволил им разобрать себя на части, и это отбило у них напрочь желание разбирать на части себя самих. 
Они боятся его. Они проявляют разумную осторожность. И что еще они от него скрывают? Одно он знал наверняка: сейчас было неподходящее время напоминать ему об их обязанностях. Когда-нибудь все остальные узнают об этих открытиях. Но к тому времени он наверняка полностью лишится всех полномочий. Возможно, он их уже лишился. Для них он больше не лидер, а подопытный кролик, представший потенциальной угрозой не сколько для безопасности, сколько для привычного и комфортного мировосприятия. 
Оставалось лишь одно- идти до конца. 

- Отправьте меня на эту планету.

 Эта просьба привела Ибе в явное смятение. Он не нашелся, что ответить. Хотел возразить- но горло свело судорогой. Нужно было непременно сказать об опасностях и рисках, попытаться отговорить, вразумить, сказать, что оно того не стоит, миру не нужна такая жертва. Но Ибе не мог не понимать, что как раз-таки такая жертва миру и нужна. Избавление от угрозы в виде претерпевшего трансформацию Парсифаля будет избавлением от угрозы миру. 
Парсифаль с некоторым состраданием похлопал его по плечу. Ему бы сейчас не хотелось поменяться с Ибе местами.

 Начинаем подготовку прямо сейчас. 

 Воцарилась неловкая тишина, если прислушаться, наверное, можно было уловить едва различимый не то свист, не то гул, с которым мимо проносились частицы. 
Они так же разорваны на части как и я, подумал про себя Парсифаль. 
С этого же дня начались приготовления. Никто не пытался переубедить, все безоговорочно подчинились. И не потому, что он был главным научным руководителем. Просто всем было некомфортно от его присутствия, от новообретенного открытия его иномирности. Их собственной иномирности. Как же они живут на этой станции годами? Бок о бок с частицами в состоянии вечного преобразования? Неужели их не пугает, во что могут превратиться эти частицы и как видоизменить саму реальность вокруг? Как много ученых на станции знает об открытии праны? Кого Ибе посвятил в эту тайну, а кого до сих пор держит в неведении?
На удивление быстро было объявлено о готовности. Приборы, настройки системы. Готов ли он сам? Этот вопрос так и не сорвался с уст научных сотрудников, но все они без исключения желали сбросить тяжкое бремя со своих плеч. 
В скафандре Парсифаля были установлены камеры и микрофоны. Он должен был вести записи для дальнейшего изучения. Все оборудование, включая скафандр с запасом кислорода, должны были также путем растворения до состояния праны перенестись вместе с ним. Ему было отведено два часа. А затем Ибе пообещал вернуть его на станцию. В его черных как космос глазах засверкали искры от предвкушения чего-то незабываемого. Парсифаль не стал думать о том, что он будет делать, если все пойдет не по плану. Успех предыдущих экпериментов не гарантировал успех этой операции, ведь никогда еще его не отправляли на такие по меркам людей огромные расстояния. Для праны все расстояния- условны. Это единый неразделимый океан. Звучит оптимистично. Парсифаль не стал писать прощальных записок и оформлять завещание. Если уходить- то бесследно, как тот, кто готов сгинуть ради научных открытий и добровольно принести себя в жертву ради развития цивилизации. Пусть они сами разбираются со всеми организационными вопросами и результатами опытов, пусть накидываются на все, что от него останется, как хищные стервятники. Пусть наконец облегченно выдохнут, освободившись от гнетущей неловкости и тревоги.

 Когда настал тот самый день, Парсифаль посмотрел на себя в зеркало как в последний раз, стараясь не запоминать черты своего лица и навсегда их выветрить из своей памяти, затем взглянул на голубой одинокий шар на черном холсте безбрежности и тихо вздохнул. Ему пытались подсунуть какие-то бумаги, контракты, документы, но он небрежно от них отмахнулся. Потом. Потом- значит, никогда. Он сам облачился в скафандр, отбиваясь от гирлянды цепких рук в белых перчатках. Я сам, я справлюсь, я знаю, что нужно делать. 

- И еще. Нам необходимо будет наконец сообщить миру о нашем открытии. Мы не имеет права продолжать это скрывать.
Парсифаль хотел вынудить Ибе дать клятву. На случай, если...
Ибе сначало насмешливо и даже презрительно хмыкнул, затем с каким-то дерзким вызовом отвел глаза.
- Непременно.
- Обещайте!
Парсифаль схватил его за руку, понимая неуместную грубость этого жеста.
- Вам пора,- стиснув зубы, вымолвил Ибе. 
За стеклянной стеной лаборатории неподвижно стояли застывшие белоснежные призраки в масках и медицинских халатах. Они все собрались здесь, чтобы наблюдать, как создается история. 
Парсифалю не хотелось оставлять отпечатанным в памяти высохшее коричневое лицо Ибе. Он просто покорно закрыл глаза, вслушиваясь в мерный гул и ощущая возрастающую с каждой секундой вибрацию. 

А затем на него навели прибор. Тот самый, что умел искусно расщеплять живой организм на множество составляющих, смешивая его с однородным океаном повсеместного базового поля. И вновь он станет исходной частицей. Исходным кодом. 
Все было как раньше. Его выбросило из физического тела, отделились тела тонкие, аура, множественные энергетические центры и каналы, а затем все это испарилось, а он стал самим движением, самим дыханием вселенной. И перед тем, как превратиться в саму эссенцию скорости, ему пришла мысль о том, что он не растворяется в повсеместной пране- он всегда этой праной был.

 
Шок словно от пережитого землетрясения. Зрачки сжимаются-расширяются, пытаясь обрести свои прежние свойства. Он с трудом привстал на колени. Неужели это- та самая экзопланета ZET-843? Голый серый камень, похожий на лунную поверхность и освещенный довольно-таки скудным сиянием далекого желтого солнца,- туда ли он попал?
Парсифаль все еще не мог оправиться от свершившегося перехода, в волнении рассматривал свои руки и пальцы, в который по счету раз ожидая уличить технологию в ее несовершенстве, найти изъяны и признаки неправильно сложившихся молекул. Он будто оглох. Окружающее пространство, лишенное каких-либо звуков, порождало просто вопиющую тишину. Казалось бы, что может быть более ошеломительным, чем распасться на части и вновь собраться воедино, оказавшись при этом настолько далеко от Земли? Но все же это ощущение отошло на второй план, будучи превзойденным неприятным удивлением от увиденного. Перед перемещением его оповестили о том, что на этой экзопланете должно быть голубое небо и не менее голубые океаны, желтые горы и буйная растительность. Почти как на Земле. Его в этом уверили. Ему показали снимки, полученные телескопами и трехмерные голографические проекции. И самое главное- его должны были отправить в то место, где находились потенциальные постройки разумных существ, их города и поселения. Где все это? Вместо обещанного- голый камень. Было ли оно вообще? Или же его намеренно направили по ложному следу? Он убеждал себя, что Ибе никогда бы так не поступил. Он, конечно, скрытный, самоуверенный и в чем-то горделивый, себе на уме, но он не предатель и уж точно- не убийца. 
Парсифаль понимал, что в скором времени задохнется, ведь кислорода в баллоне хватит максимум на три часа. Согласно расчетам, атмосфера планеты должна была содержать кислород, пригодный для дыхания. Но вместо него- полное отсутствие какой-либо атмосферы вообще, да и собственно подобный астероид с искалеченной метеоритами поверхностью и планетой-то назвать было нельзя. Его обещали вернуть назад через два земных часа, это, конечно, вселяло надежду, но, с другой стороны, в этом месте время может течь совсем иначе. Да и учитывая всю сложную систему тонких и энергетических тел, он мог перенестись в самые немыслимые состояния. Вдруг все это- всего лишь кем-то созданная умелая проекция? Игра воображения? Развернутый мир, основанный на одном из его тонких тел? Ибе не раз говорил о том, что они как бы разворачивают базовые частицы в иных измерениях. Парсифаль в смятении сам себя перебил и прервал, словно его разум раскололся надвое. Они ему этого не обещали. Или же все было иначе? Он обеими руками схватился за шлем, ощущая, каким тяжелым и прерывистым становится дыхание. Необходимо дышать медленней, а иначе кислород закончится раньше срока. Должно быть, если его не сумеют перенести обратно, никто об этом даже не узнает. Приборы, которые разорвали его тела и душу в клочья и перенесли их как облака летучего газа на огромные расстояния, канут в небытие, и информация о них будет тщательно засекречена. Ибе не пойдет на огласку, в этом Парсифаль был уверен как никогда ранее. В этих черных как омуты глазах он разглядел непоколебимую решимость. Миру не следует знать. Человечество к этому не готово. Категорически нет. И если он сам оказался настолько сложной и многослойной системой, развернутой в самых разных измерениях и состояниях, то чем тогда является реальность? Что есть реальность? 
Физика- страшная наука, не раз повторял Ибе, словно завороженный. Мы добровольно ломимся в бездну. И они вломились и прорвались. И были совершенно не готовы к тому, что им открылось. Возможно, Ибе прав. Говоря откровенно, Парсифаль и сам, наверное, принял бы решение не разглашать информацию, он бы остановил исследования, закрыл станцию или же и вовсе притянул бы ее ближе к Земле, чтобы сбросить вниз и позволить сгореть в атмосфере как низвергнутый огненный дворец. Какие-то внутренние инстинкты говорили ему о том, что эксперименты с элементарными частицами- это неправильно. Но если их отменить, то как тогда продолжать изучение мира? Неужели человечество обречено находиться в стагнации и неведении?
Парсифаль вспомнил, что в его скафандр были встроены камера и средство связи. Он с нетерпением принялся нажимать на кнопки панели управления, камера тотчас ожила и начала издавать звуки в его воспаленном воображении, хотя в физическом мире звуки эти были намертво задушены вакуумом. Парсифаль принялся оглядываться по сторонам, уловив разливающееся внутри скафандра эфирное шипение. Он пребывал в замешательстве и не знал, что сказать, он обрывал предложения на полуслове. Да и был ли он по-прежнему в физическом мире? Ибе говорил, что некоторые тела были сотканы из тонкой материи. Какими свойствами обладает тонкая материя? Можно ли принять ее за физическую реальность?
Что же будет, если его вернут назад через два земных часа? И то, что сейчас его окружает- закончится? Пожалуй, его гораздо больше пугали и нервировали перспектива вернуться и вынужденная необходимость каких-то конкретных решений. Звук его собственного дыхания показался невыносимым. Он замедлил шаг, тщательно обдумывая последующие действия. 
Определенно, он находился на небольшом необитаемом астероиде, с его поверхности нелья было разглядеть какие-либо планеты, лишь отдаленный желтоватый свет звезды скудно освещал каменистые бесплодные почвы. Побродив какое-то время вокруг, Парсифаль принял решение меньше двигаться и таким образом сохранить запас кислорода. Он глазами первооткрывателя начал всматриваться в окружающее пространство.

 Сначала он увидел блистающую золотую точку, блуждающую звезду и принял ее за комету. Но точка становилась все больше, быстро увеличиваясь в размерах, и ему стало предельно ясно, что точка эта- какой-то неопознанный объект, который отражает свет звезды. 
А есть ли у меня по-прежнему физическое тело?- подумал Парсифаль, не переставая разглядывать свои пальцы. Слишком неожиданное появление неизвестного мерцающего объекта окончательно выбило его из колеи, и он еще больше усомнился в реальности происходящего. Его дыхание постепенно выровнялось, и он активировал прикрепленную к голове маленькую камеру, приняв непоколебимое решение о передаче эти кадров в лабораторию. На случай, если это все же было объективной реальностью. А есть ли вообще объективная реальность? 
Неизвестный золотистый объект постепенно шел на сближение. Парсифаля сотрясла волна внутренней дрожи- приближающийся объект оказался чем-то вроде золотого гроба, щедро украшенного витиеватыми узорами и искусной гравировкой. На первый взгляд объект ассоциировался с образами древних античных саркофагов, и его поверхность также была украшена какими-то не то иероглифами, не то клинописью. Саркофаг этот испускал неистовое свечение, и в какой-то момент почти что вспыхнул и загорелся белым пламенем. Отражение звезды кажется звездой. И то, что Парсифаль видел, также вполне могло оказаться отражением чего-то еще. Неожиданно его охватило непередаваемое волнение, что, наверное, было вполне логичным в подобных обстоятельствах. Перед собственным распадом он неоднократно представлял себе свою смерть, осознавая высокую вероятность подобного исхода. И все же он принял решение стать испытуемым в этом эксперименте, таким образом полностью перевернув основы своего бытия. Может, распад на части и является смертью? И он, сам того не ведая, пережил целую вереницу смертей и возрождений?
Тем временем золотой саркофаг медленно приближался. Он направлялся в сторону Парсифаля словно бы намеренно. Что это? Проявление разума? Чужого разума или его собственного? Это даже не совсем саркофаг. Может, какой-то летательный аппарат, зонд или же криокамера? Тогда кто внутри? Или же это всего-навсего галлюцинация? Все должно было быть совсем иначе.
Золотой саркофаг мягко приземлился у его ног, а крышка распахнулась настежь, словно двери родного дома. Парсифаль, тяжело дыша, еле передвигался. Ноги плохо слушались. Почти на цыпочках, почти паря над израненной неровной поверхностью, он медленно, но верно приближался к непонятному объекту. Кто или что находится внутри? Страх и любопытство образовали ядерную смесь. Он подошел как можно ближе. Внутри- преломленные и изломленные раздробленные зеркала. Остатки упавшего орбитального телескопа? Дежавю. Это уже было. Если не это, то что-то очень похожее. И в каждом осколке- его отражение. И каждый из этих осколков передавал охватившие его страхи, недоумение и смятение. Глупо было подавать голос и вопрошать. Глупо было делать снимки, будучи не в состоянии их передать на станцию. Но все же он что-то произнес вслух, не узнав собственный голос, а затем все-таки сделал серию снимков. Много снимков. И принялся судорожно нажимать на все имеющиеся кнопки. Отправить. Передать. Отправить, отправить, отправить! Сколько же лет займет передача? Пятьсот или пять тысяч? Он почему-то забыл, на каком расстоянии находится та самая экзопланета. Да и какая теперь разница? В любом случае он не достиг места назначения. И все же он продолжал шептать в невидимые динамики. 
Не приходите за мной. Здесь ничего нет.
Зачем он так сказал? Почему не упомянул саркофаг? Они же все равно когда-нибудь получат фотографии. 
И на мгновение ему показалось, что внутри саркофага он увидел себя. Без скафандра. Это не криокамера, а гроб. И я вижу собственные похороны, на которые никто не пришел. Гладко выглаженный костюм, волосок к волоску. Всеми уважаемый руководитель космического агенства. В таком виде ему не страшно никакое забвение. Но затем видение это рассосалось в отраженном свете чужого солнца. И он убедился в том, что на самом деле саркофаг был пуст. Ни он сам, никто другой не посмел заполнить эту пустоту. 

Все это- лишь порождение разума? 
И он увидел, что где-то в параллельном или же воображаемом пространстве его тонкие тела отделились как ступени от ракеты, сгорая в атмосфере. Физическое тело громоздким неуклюжим каркасом осталось позади, полностью лишившись кислорода. Все легче давалось восхождение ввысь, а впрочем, в космосе нет таких понятий как верх и низ, это состояние, полностью лишенное привычных дуальностей и не адаптированное к его изнеженному сознанию, требующего конкретики и систематизации. Есть лишь неизмеримое ничто. И он сейчас мчался в его самую гущу, лишившись почти всех своих тел. Осталось лишь неистовое пламя, и, разгораясь, оно сжигало все, что было до. 
Только не приходите за мной, прошептал он и сам не услышал своего голоса. То, что от него осталось, не имело голоса, зато явило совершенно иные не знакомые до этого характеристики. Никто и не придет. Никто и не планировал приходить и спасать его от состояния финального распада. Он уже не соберется в привычном виде более, отныне его ждут новые комбинации и соотношения. Мы все- первородный океан. Базовые частицы. Всеобъемлющая прана. Исходный код. 
Мгновение- и распахнутый золотой саркофаг вновь возник перед ним. Он посмотрел на свои руки, по-прежнему облаченные в неудобный тесный скафандр. Этот саркофаг достоен только представителей высших сословий и королевских династий. Он соткан из чистого золота. И именно с посещением этой мысли у него возникло непреодолимое желание лечь внутрь этого саркофага, смешаться с раздробленными зеркалами и затеряться среди них. 
Все начинать сначала. Собираться и разбираться в разных пропорциях, материя плотная и материи тонкие, пораженные и колонизированные его неспокойным духом, как дикие земли захватчиками. Больше нет смысла полагаться на органы чувств. Единственный выход- стать потоком, следовать за потоком или же идти против него. Хоть что-нибудь. Маленький шаг для человека- это прыжок для всего человечества, не стоит забывать этих простых истин. И каждый его шаг казался вечностью, новой эпохой, началом неизведанной эры, словно целые цивилизации уже успели не только зародиться, но и окончательно сгинуть. Еще шаг- и он погружается в зеркальные недра саркофага, с головой в них уходит, тонет в собственных отражениях, насчитав сотни, тысячи и миллионы своих возможных копий. Они все шепчут "Только не приходите за мной". А где-то дуют ветра, а кто-то тихо плачет в темном углу. Страхом делу не поможешь. И он уничтожает в себе последние капли страха. И он беззвучно кричит о всех жертвах, павших во имя науки. Но все это теперь уже не важно или же настолько важно, что говорить об этом просто не имеет смысла.