Улицы были переполнены оживленными толпами. Неистовством, переизбытком, чрезмерностью.
А лица людей- искажены гримассами буйного и почти истерического смеха.
Излишество эмоций сопровождалось излишеством цвета и света. Повсюду пестрели разноцветные фонари, многие из них были зажжены и объяты изнутри языками ненасытного пламени. Тканевые палатки представляли собой оживленные радужные реки, по которым тревожно и неровно текли реки людские. Восторженные крики переходили в плач, смех становился отчаянной истерикой, а грациозные танцевальные движения превращались в неудержимый фарс и дерганные конвульсии. На этих незнакомых чужих лицах застыли маски восковых улыбок. В этом царстве огненных красок и стихийного празднества никто не осмелился взглянуть на небеса. Никто и не посмеет- в этом я был уверен наверняка.

Мы не знали, чем именно это будет, но все как один были осведомлены о фатальной неизбежности, которая должна была обрушиться на нас с небес в скором времени. В один из дней мы проснулись с ощущением неминуемого конца, это было единственное, что за все эти сотни лет полностью объединило нас.
Час от часу не легче, но вы, готовые потерять абсолютно все, воспламенили этот маскарад в преддверии всемирной агонии. Разразился безумный карнавал, предшествующий апокалипсису, массовый пир во время чумы, предвосхищающий крах и хаос. И теперь вы мажете свои лица яркими красками, блестками и пеплом, ваши опаленные стихиями волосы небрежно разбросаны по плечам, взлетают по воздуху словно от взрыва, или же праздно осыпаны конфетти и лепестками цветов. Ваши глаза широко распахнуты, зрачки - остекленевшие и кукольные, сердца сбиваются с ритма.
Кричать на пределе своих легких, торжествовать, взывать, петь, срывая горло, бежать без оглядки, неистово обниматься до хруста костей, танцевать со слезами на глазах- лишь бы не смотреть наверх. И вы не увидете, как небо будет омыто горящими реками, как оно будет искромсано и порезано, как будет изрыто шрамами, обуглено небесным пламенем. Так пусть же свет фонарей станет еще более неистовым, пусть ослепит вас, лишь бы сокрыть от взора, как прежний мир раскалывается пополам, как небесная чаша опрокидывается, как дни от начала творения в обратном отчете сворачиваются в изначальную непроявленную пустоту. Ликуйте и восклицайте. Ваши дни сочтены, и даже самая безумная праздность будет не в силах отвратить неизбежное.

Я иду по вашим улицам, вливаюсь в самую гущу бала-маскарада, порой срывая изощренные и красочные маски с ваших лиц. Кем вы хотите казаться? Диковинными существами? Или же ваши уже почти неживые бледные лица- и есть самые умелые маски? Я иду против вас, мимо зажженных факелов, золотых карет и черной сажи.

Там, за железными вратами меня ждет она. Она еще не с вами, она укрылась от вашего коллективного безумия и финального притворства за надежными стенами.
Лишь дождись меня, и мы вместе встретим конец. Я осмелюсь посмотреть на небо лишь с тобой. Кто-то должен посмотреть. Ты это сама знаешь.
Мои глаза постепенно начала заволакивать оранжевая дымка. Оно уже началось. Должно быть, небо было в огне. Но чтобы знать наверняка, требовалось посмотреть наверх. Небо воспылало с самого зарождения жизни. Именно тогда и запустился обратный отчет, неизбежный и по-своему справедливый. Нам было дано свое место в мире.

Я открыл ворота и обжег свои изнеженные руки. Отчего так накалилась сталь? Но я все же дошел до тех комнат, в которых обитала ты. Несмотря на смог, дымовую завесу и набирающий свою силу жар.
Высокие своды просторных и пустых дворцовых залов были погружены в полумрак. Длинный поистине королевский стол был покрыт белоснежной шелковой скатерью. Тяжелая многоярусная золотая люстра сонно раскачивалась над столом.

Наш последний пир, произнесла ты из темных углов и перекрестков.
Пир? Но стол был пуст.
Посмотри же, какой пир мы сегодня устроим! Посмотри, сколько гостей я пригласила! Мы будем отмечать и праздновать. Налей себе вина и не стой в темноте. Я хочу тебя видеть.
Ты протянула мне пустой стакан, наполненный потусторонним звоном и отблеском свечей. Я взял его в свои обожженные руки и сквозь стекло посмотрел на тебя. Ты исказилась. Это уже была не ты.
Ты не сделаешь глоток вина?
Не имело смысла убеждать тебя в том, что бокал на самом деле был пуст.

Где-то под высоким потолком висел многогранный стеклянный шар, чуть подсвеченный настенной тусклой лампой. Этот шар медленно вращался, и блики на твом лице выглядели как круговорот механических снежинок. Ты подняла руки и поднесла их к кому-то невидимому. Не ко мне, а к тому, кто олицетворял саму пустоту. Ты обняла его, счасливого невидимку, и, прижавшись к нему, начала медленно кружиться в танце.
Разве ты не видишь, что это- конец?
Твой голос был почти неслышимым. Мне показалось, он прозвучал у меня в голове, а твои губы почти не пошевелились. Или же их просто скрыла темнота?
Это- конец, повторила ты.
Ты танцевала со слезами на глазах. Танцевала, обнимая невидимку. Ты выбрала провести свои последние минуты с невидимым спутником, а не со мной. Но раз ты улыбаешься- пусть будет так.
Я сделал вдох и оставил тебя наедине с тенями твоего сознания.
Все же кто-то должен решиться посмотреть на небо. Если не мы- то тогда я один.

Я вышел на улицу, в гущу смрада, мрака и парадов. Мимо меня проносились восторженные и оскорбленные толпы празднующих и митингующих. Хоть что-нибудь!- читалось в их безумных глазах. Они сами себя наполняли этим безумием, может, непроизвольно, но все же неотвратимо. Хоть что-нибудь, лишь бы не смотреть наверх.
Я шел против ветра, против пестрой обезумевшей толпы, я ждал, когда они исчезнут из поля видимости, когда стихнут их крики. Я мысленно представлял тебя рядом со мной. Тебя, потерявшую разум.

Когда все наконец затихло, улеглось и опустошилось, я нашел в себе силы поднять свой взор к небу.
Я был единственным, кто осмелился лицезреть небесные пожары. Единственным, кто не побоялся встретиться лицом к лицу с опустошением и концом этого мира.
И среди неземного огня и черного пепла я увидел себя.