Иссиня фиолетовые переливы, плавные изгибы, полуосязаемые формы, почти что бестелесные пушистые крылья. Она расправляет их- и словно взмывает в полет, ее искристая искренность вторит ветрам. Она неповторима. Она- синее пламя.
Ариэль замерзшими пальцами касался ее изящных перьев цвета индиго. Помимо всех оттенков голубого и синего, они скрывали в себе едва уловимое сияние зеленовато-фиолетовых и даже черных тонов, разбавленное лучами неземной белизны. Тело или же его подобие? Искусный мираж или осязаемая голограмма,- чем бы это ни было, оно буквально светилось изнутри. Как редкая жемчужина. Он и подумать не мог, что Синяя Птица позволит ему коснуться ее полуматериальной кожи. Что он вообще будет способен ощутить какую-либо текстуру и плотность. Прежде всего она являлась энергетической субстанцией и разряженной тонкой материей, неземным огнем, и мощь ее духовной силы проходила насквозь подобно раскаленным копьям, почти что сжигая заживо и превращая в пепел, а затем окутывая мягким и нежным бальзамом, излечивая и возрождая. Ради него она меняла свою плотность, проявлялась, опускаясь в физический мир, опускаясь до физического мира. Почему она выбрала именно этот образ из всех возможных вариантов?
Вновь реальность исходит волнами. И где-то на разломе междумирий он полной грудью вдыхает ее присутствие. Ее слишком много. Чрезмерно непозволительно много. Трансформация неизбежна. Это- благословение. Но совсем скоро она вновь исчезнет, вынырнет из течения этой временной реки, конкретных и имеющих образ координат, вернется в непостижимость безвременья и бесформенную пустоту, в разломанное зазеркалье искривленного пространства. Он должен догадаться, что на самом деле она никуда не уходит, она всегда рядом, меняются лишь угол зрения и частота восприятия. Смена парадигм, перенастройка волн. Он готов был осудить ее за необъяснимость, за изначальную невозможность быть расшифрованной. И вынести приговор в виде пребывания в состоянии грубой проявленной материи рядом с ним.
Ариэль открыл глаза. Он по-прежнему находился на том же месте- на сырых голых камнях, окруженных вечными надменными горами и густыми клейкими туманами. Облаченный во множество слоев теплой одежды словно в облака, он все же чувствовал себя нагим и неприкрытым. Словно на пустой сцене или же на холме у висилицы перед взором тысячи зрителей. Впереди приглушенно мерцали теплые уютные искры вечернего света, вытекающие из окон здания научной станции. Силуэты двух куполов обсерватории выглядели колоссально и грандиозно на фоне догорающего заката. Подобно куполам храмов. А рядом с ними грациозно взирали в небесную бездну три чаши радиотелескопов. Они словно зеркала безропотно отражали свет угасающего солнца. Их цветоложе- его слух. А кристальные прозрачные линзы телескопов- его зрение.
Ариэль неторопливым шагом направился в сторону научно-исследовательского центра. Синяя Птица бесследно растворилась в эфире. Он вновь остался один на один с небесами и всепроникающим холодом. Его руки замерзли напрочь, и было бесполезно греть их своим дыханием. Дивное помешательство отступило, припадок красочных неземных образов затих.
В такие моменты духовно-ментального воспламенения весь мир гаснет словно прогоревшая спичка и уходит на задний план, становясь чем-то крайне незначительным. Возможно, уверял он себя, это всего лишь пребывание в разреженном воздухе давало о себе знать, он не первый, кто попал в плен гипоксии, порабощенный красочностью видений. При этом Ариэль был уверен, что это не являлось всего лишь тривиальным кислородным голоданием, но насущной потребностью в чем-то неизмеримом и непостижимом. Он будто находился на ладони мифического великана, открытый всем ветрам и одновременно надежно спрятанный от суеты мира. Это было бегством к себе посредством бегства от себя. Пребывание в высокогорных регионах открывало в нем потайные чертоги и вдыхало в кровь густую эссенцию первозданной эйфории. Ему нравилось, как его легкие словно сжимали невидимые руки, при этом не лишая его жизни, но необратимо подталкивая к грани, нравилось ощущать искристую воздушность и постепенное наполнение головы пушистыми невесомыми облаками.
Снег сочно хрустел под ногами. Чем холоднее воздух- тем громче хруст. Воздух же превратился в хрусталь.
Он с усилием открыл тугую старую дверь, которая, со скрипом распахнувшись, впустила его внутрь, в свет, уют и ускользающее тепло. Внутри гигантских куполов дули протяжные ветра, они просачивались и в жилые помещения. Вся научная станция была пронизана острыми стрелами обжигающих холодом потоков. Словно раненая шальными пулями случайная жертва. По полу влачились облака пыли, и промозглый сухой холод был поистине вездесущ.
Ариэль почувствовал, как покалывает пальцы. Хороший признак. Обморожения не будет. Он как никто другой знал о возможных рисках обморожения и ампутации. В прошлом году один именитый ученый, пренебрегший правилами безопасности в горах в разгар зимы, лишился руки.
Не нужно обрекать себя на физические мучения и неудобства, когда в этом нет необходимости. Именно поэтому его коллеги с насмешливым недоумением восприняли его нездоровое стремление по собственному желанию замуровать себя в этих стенах, на этой невообразимой высоте, где воздух был сильно разрежен, где свирепствовал всепроникающий холод, где одиночество было неизбежным. Ариэль несколько раз в месяц краем глаза замечал мелькающие силуэты механиков, которые пребывали в эти места для проведения профилактических работ. Пару раз в месяц в исследовательский центр наведывались и ученые, но это происходило преимущественно в весеннее и летнее время. Им незачем было утруждать себя, когда имелась возможность вести наблюдения за приборами и показаниями дистанционно.
Ариэль жадно вдыхал горный воздух, с восторгом упиваясь чувством освобождения от надзора любопытных глаз. Ему позволили остаться в этих промозглых стенах и вести наблюдения в одиночестве. Коллеги-ученые советовали ему на время спуститься в долину, съездить домой и навестить родственников и друзей, но Ариэль упрямо и настойчиво придерживался своего желания остаться. Он с явным облегчением наблюдал, как его коллеги, обрадованные появлением технических новвоведений и последовавшей долгожданной возможностью окончательно спуститься с неприветливых горных вершин, один за другим возвращались в свои города. Почти никто из них не вернулся назад.
Научная станция, чуть тронутая первичной старостью, плесенью, зарождающимся духом бренности и тлена, была его союзником, его компаньоном, его крепостью. Он привык к гулкому сочному звуку своих шагов, которые эхом отражались от высоких потолков и стен. Он привык к пустоте и запустению. Снаружи- ослепительная белизна, чистая и нетронутая. Первозданная и вечная. Он всецело предавался этой белизне. Она была его продолжением и утешением. Главное- чтобы никто не посмел его этого лишить. Когда кто-то наведывался на станцию, будь то астрономы или механики,- у него сводило дыхание, сердце словно сжималось в тугой узел, и спазмы эти полностью развеивались лишь с уходом нежелательных посетителей. Присутствие других людей ощущалось так, словно бы с него заживо сдирали кожу.
Кто только не пытался уговорить его изменить свое решение, воззвать к благоразумию и урезонить, объяснить что к чему и научить жить согласно здравому рассудку. Но Ариэль был непреклонен.
Он также не хотел искать объяснений тому, почему такой многомиллионный и амбициозный проект как эта научная станция оказался заброшен. Одних лишь дистанционных наблюдений было недостаточно. Необходимо живое сиюминутное присутствие. Порой в его голову забредали буйные и безумные мысли и теории. Иногда ему представлялось, что где-то под землей спрятаны лаборатории, что за ним наблюдают десятки и даже сотни любопытных глаз посредством скрытых камер. А сам владелец станции, которого он ни разу не видел в лицо, ходит прямо у него под носом, не оставляя следов и не издавая ни единого звука. Кем он был? Ходили слухи, что он проводил какие-то засекреченные исследования, но толком никто ничего не знал. Ариэль не особо интересовался местными теориями заговора, он жаждал лишь одного- уединения.
Мимо тенями проносились редкие посетители и наполненные свечениями белые дни. Постепенно станция оказалась почти заброшенной и всеми забытой, все реже забредали гости, а сам Ариэль послушно и безропотно передавал данные с небес на землю. Его мало заботило кто владел станцией, кто сколько зарабатывал и во что обходилось содержание приборов и технические работы. Главное- чтобы его оставили в покое. Именно ради этих целей он намеренно бросился в объятия горных вершин и уединенной отшельнической жизни. А с появлением Синей Птицы жажда в уединении и непереносимость человеческого общества возросли многократно.
Конечно, она вовсе и не была птицей, да и ее привычный синий цвет, наверное, также нельзя было назвать чем-то объективно реальным. А разве что-то вообще можно таковым назвать?
Родная привычная сосредоточенная тишина, разбавленная мерным жужжанием компьютеров и приборов.
Под его наблюдением- галактика М88. Пятьдесят пять миллионов световых лет от Земли. В ее сердце бьется сверхмассивная черная дыра. Галактика находится под наблюдением уже больше двух месяцев, и телескопы проявляют всю свою прозорливость. Электромагнитные волны несутся сквозь пространство и фиксируются с бесстрастной точностью. Информация сопоставляется с данными, полученными в других обсерваториях. Его цепкий и хваткий ум позволяет ему с легкостью запоминать цифры и мгновенно замечать разницу в показаниях. Черная дыра дышит и пульсирует. Он внимательно вслушивается в ее ритмическое дыхание.
Блаженная тишина, прерываемая шепотом звезд. Этого более, чем достаточно.
*********************
- Каково это?
- Очень больно. Словно сквозь меня проходят невидимые нити. Снова и снова.
Доктор Тачи выжидательно посмотрел на маленькую, худую и бледную Бри. На вид ей можно было дать лет тринадцать. Синяки растеклись под ее потухшими измученными глазами, а руки бессильно теребили цветастую юбку. Сама Бри отличалась абсолютной бесцветностью и, должно быть, яркие цвета одежды являлись своего рода компенсацией. Девушка была похожа на туман или предрассветные тени. На белесую луну в сгущающихся летних сумерках. Казалось, еще немного- и она полностью исчезнет. Она производила впечатление чего-то потерянного и лишенного смыслов. Ее будто растворили в воде.
- Сколько тебе лет?
- Девятнадцать.
Значит, она все же старше, чем выглядит. Так он и предполагал.
- Когда это началось?
- Дискомфортно было всегда, насколько я себя помню. Но больше года назад стало невыносимо.
Доктор Тачи авторитарно, сложив руки за спину, прошелся по комнате взад-вперед.
Бри взирала на него своим болезненным изнеможденным взглядом и про себя думала о том, что доктор Тачи выглядит как живое клише. Представительно, важно и надежно. Доктор, которому можно смело доверить свою жизнь.
- Не волнуйся. В этой комнате ты в безопасности.
- Я просто...
Он положил свою большую теплую руку ей на плечо.
- Расскажи мне, как это случилось в первый раз.
Она в растерянности опустила голову. Весь пол был покрыт едва заметным узором. Приглядевшись, можно было заметить его витиеватую сложность. Но Бри была приглашена сюда не для этого, хотя для нее все же представлялось нелегкой задачей сопротивляться своей врожденой склонности к гиперфиксации.
- Мой брат как-то пригласил друзей.
- Почему ты только тогда поняла, что именно приносит тебе вред?
- В тот день я впервые ощутила, как невидимый луч прошел сквозь меня. И у меня появились догадки.
- Что было потом?
- Я закричала от сильной боли и упала на пол. Мой брат и его друзья были очень напуганы. Они подбежали ко мне. Почти все они держали телефоны в руках. И тогда боль ударила меня с такой силой, что я просто потеряла сознание.
- Очнувшись, ты уже знала, что дело было в мобильных телефонах?
- Да. И не только в них.
- Радио?
Она кивнула.
- Техника?
- Все электроприборы и линии электропередач. Но мобильники хуже всего.
- Беспроводные сигналы?
- Они тоже вызывают сильную боль.
- Кому пришло в голову посадить тебя в клетку?
- Это не клетка, а экранированная комната. Она не пропускает электромагнитные волны.
- Я знаю, что это. Я сам разработал эти экранирующие материалы. Но все же это клетка. Жаль, что тебе пришлось в ней жить.
- Разве, у меня был выбор? Они стараются. Делают все возможное.
- Пускают репортеров.
- Иногда.
- Тебя это устраивает?
- Наверное, это лучшее, что может быть в данных обстоятельствах.
- Твой брат не так оптимистично настроен.
- Бьорн?- Бри подняла свои бледные выцветшие чуть приоткрытые сонные глаза. В них вспыхнуло что-то наподобие искры. Вспыхнуло на миг- а потом вновь остыло.
- Именно он попросил меня встретиться с тобой. Он считает, что ты достойна лучшей жизни.
Доктор Тачи подумал о том, что она еще не потеряна.
- Как ты сама считаешь?
- Разве есть выход? Вы же знаете, что мои родители взяли в долг большую сумму денег, чтобы экранировать для меня небольшую комнату, или как вы ее называете- клетку. Мы не можем позволить себе экранировать весь дом.
- Есть и другое решение. Но для этого тебе придется оставить всех, кто тебе дорог. Готова ли ты?
Она заметно насторожилась и словно бы даже уменьшилась в размерах. Неужели могут быть еще варианты?
Наконец, чуть помедлив, она произнесла:
- Думаю, в моем положении сложно оставаться объективным.
- Хорошо, поставлю вопрос иначе: хочется ли тебе найти иное решение?
- Оставить родных?
- Почувствовать себя лучше?
- Как называется моя болезнь?
- Ты сама можешь дать ей название.
Она не хотела давать этому недугу никаких названий и имен. Пусть останется безымянным и неизученным. Пусть она будет последней, кого он подкосит и лишит полноценной жизни.
- Какие вы предлагаете варианты?
---------
Ее настигло спокойствие на грани с равнодушием. Ее брат Бьорн и доктор Тачи методично и размеренно загружали чемоданы в машину.
- Думаю, тебе стоило взять больше вещей,- порывисто произнес Бьорн и приобнял Бри за хрупкие плечи.
- Мы обеспечим ее всем необходимым,- уверил доктор Тачи.
- Я приеду, слышишь? Приеду как только смогу.
- Нам пора,- доктор должен был удостовериться, что они успеют на рейс.
Бри всегда воспринимала Бьорна как огромную гору, которая защищала ее от всех влияний внешнего мира, даруя как безопасность, так и ограниченность. Гору, которая закрывала обзор и лишала возможности видеть то, что скрывалось по ту сторону. Ей хотелось и сдвинуть эту гору с мертвой точки, и спрятаться за ее колоссальной массивностью. Какие-либо обещания представлялись абсолютно неуместными. Вмиг открылась иная дорога, внутри что-то треснуло, начало прорастать и расцветать. Она услышала зов невидимых духов и проявлений.
- Нам очень жаль, что так получилось,- поспешно проговорил ее отец, чей голос звучал неестественно сдавленно из-за подступивших слез.
- Надеюсь, ты не будешь держать на нас зла. За то, что мы не сумели тебе ничем помочь,- ее мать плакала навзрыд, не сдерживаясь.
- Эта возможность и есть ваша помощь,- прошептала Бри.
- Тебе там станет лучше, вот увидишь, а сейчас нам пора,- вмешался доктор Тачи, кинув беглый взгляд на часы. Все было расписано буквально по минутам. Любые изменения и сдвиги должны были уложиться в рамки четкого расписания.
- Я обязательно приеду,- повторил Бьорн севшим и немного хриплым голосом.
Бри послушно села в машину. Она ничего не выражающим пустым взглядом наблюдала за тем, как отдаляется дом и как семья становится черными точками. В ней неминуемо зарождалось предвосхищение.
- В самолете тебе придется нелегко. Но ты должна настроиться. Я приготовил для тебя специальный экранирующий костюм, он облегчит боль.
Она не могла определить, что именно чувствовала. Вмиг вся ее жизнь превратилась в чистый лист бумаги. Белоснежный ничем не заполненный лист.
- Что это за место?- наконец спросила она, восторженно приветствуя навязчивые мысли о том, что ее ожидало.
- Это укрытие от электромагнитных волн.
- Что оно из себя представляет?
- Это место находится высоко в горах. Тебе придется привыкнуть к разреженному воздуху. Для начала стоит воздержаться от прогулок. Когда привыкнешь- сможешь выходить на улицу. В самом доме мы поддерживаем высокий уровень кислорода.
- Кто еще там живет?
- Люди, у которых имеется непереносимость электромагнитных волн.
- Неужели у кого-то еще есть эта болезнь?
- Есть, но не в такой серьезной форме как у тебя.
Бри молча глядела на петляющую заснежнную дорогу. Завихрения и изгибы опровергали идею золотого сечения.
- То место, в которое мы с тобой направляемся- один из моих главных проектов.
- Разве вы не врач?
- Можно сказать и так.
- Как- так?
Доктор Тачи не хотел вдаваться в подробности или же просто не был расположен к обсуждению всех тонкостей и особенностей. По крайней мере, так ей показалось.
- Как я уже говорил, я специализируюсь на разработке специальных экранирующих материалов. Я могу защитить тебя от излучений. В приюте ты будешь в безопасности, и это самое главное.
- Я могу излечиться?
- Ты можешь укрыться.
А что потом? Сможет ли она вернуться к нормальной жизни или же ей придется остаться в приюте насовсем? Ее лишало покоя само слово "приют". Только при одной мысли об этом слове она начинала ощущать себя всеми покинутой одинокой и неприкаянной сиротой. Приют- как детдом. Слово "укрытие" также вселяло тревогу и опасения. Ей сразу представлялся заброшенный разрушенный постапокалиптический мир. Укрытие- словно подземный бункер и погибшие надежды.
Правильно ли она поступает? Вероятно, ей следовало бы полностью отдаться предназначенным судьбой мучениям, с незапятнанной честью и поистине геройской смелостью нести свой крест до конца. Остаться с семьей в родном доме. Но она не смогла, сдалась и бросилась в бега. Каким будет ее спасение на вершинах гор? Очистит ли белоснежный снег ее оскверненное болью тело?
И все же стоило себе признаться: она впервые за много лет вдохнула воздух полной грудью. Она больше не была обузой для своих родных. Так будет лучше для всех. Теперь она может последовать за течением той реки, что тонким ручейком начала изливаться из глубин ее души. Это перемещение освободит ее.
Путь был не близкий. Бри послушно облачилась в экранирующий костюм. Закрыла даже голову и лицо. Остались лишь одни глаза желто-зеленого бутылочного цвета. Этот цвет вызывал у нее чувство неприятия и даже отвращение, порождал ассоциации с гиблыми болотами, топями и зыбучими песками. Она избегала зеркал. И особенно- по пути в приют. Она стремилась навстречу горам, в самолете жадно упивалась безбрежными высотами, не в состоянии постичь саму идею бескрайности, а затем провалилась в бездонный темный колодец беспокойных снов. На рассвете ее разбудил доктор Тачи, аккуратно коснувшись ее плеча. Она потеряла счет времени и потерялась во времени. Он одним своим взглядом уверил ее в том, что все идет как нужно. В аэропорту их встретила белоснежная машина. Нельзя быть белее снега, но цвет этой машины- был. Это нарушает закон, подумала Бри с охватившим ее волнением. Волнение- как волны. Оно то захлестывает с головой, то овевает легкой рябью будто ни в чем не бывало.
Они начали свое восхождение. Долгое, но целительное. Бри вбирала в себя панорамы, раскинувшиеся до безграничности небеса и недоступные острые пики. Она находилась на грани слез, будучи на грани мира. Все вокруг сулило о начале новой эпохи.
В своем воображении она представляла, каким именно будет приют. И в итоге ее представления словно материализовались. Это был большой деревянный дом, занесенный снегом. Внутри- тепло, уют и разлитый повсеместно чарующий медовый свет. Бри еще полностью не оправилась от звонкого снежного хруста и живописных синих небес, как резко начала оттаивать. К ним навстречу вышли люди в вязаных свитерах, человек пятнадцать. Она попыталась их сосчитать, но сразу сбилась со счета.
Оказывается, она не одна. То, что всего пару минут назад представлялось неуемными фантазиями, вдруг воплотилось и развернулось красочным гобеленом. Вот она- новая семья.
Все эти люди были разного возраста. Одетые почти в одинаковые вязаные свитера, в руках они держали чашки с горячими напитками. Зимняя снежная идиллия. Бри показалось, что она только одним своим присутствием эту идиллию нарушила.
- Познакомьтесь, это Бри, она теперь часть нашей большой семьи,- широко улыбнулся доктор Тачи.
Откуда эта наигранная лучезарная улыбка?
Она инстинктивно протянула руку этим незнакомцам, повинуясь флеру былой наивности и простодушия, но вовремя спохватилась. Их глаза говорили о многом. Они будто ощущали приближение трагедии или катастрофы.
Жители приюта не отличались дружелюбием и не были настроены оказывать ей теплый прием. Они посмотрели на нее с волнительным снисхождением, некоторым напускным пренебрежением, а кто-то вообще взглянул на нее с плохо скрываемым раздражением и даже злостью, хотя она еще даже не успела оступиться и совершить непоправимое. Или же они предвидели ее ошибки? Они ведь проходили через то же самое, что и она. Но где сочувствие? Где сострадание? Лишь неприветливые холодные глаза. И горячие напитки в чашках.
- Здесь кухня. Пойдем, покажу тебе твою комнату,- доктор Тачи был предельно вежлив и улыбчив. Словно они только что попали в сказку.
Ее комната располагалась в конце коридора. Начисто убранная, полупустая, но при этом очень теплая.
- Мебели немного, но здесь ты найдешь все необходимое. На столе есть пара блокнотов и ручка.
- Я не писатель.
Ее голос прозвучал неоправданно резко.
- Может быть, и так. Но это на всякий случай. Место удаленное. Ни души. Многие начинают писать или рисовать.
Доктор Тачи как ни в чем не бывало самым будничным тоном оповещал ее о местных привычках и нравах.
- Я буду много гулять,- зачем-то сказала Бри. Ей хотелось забыть откровенно враждебные взоры обитателей этого дома.
- Понимаю, что после нескольких лет несвободы тебе хочется свежего воздуха. Но будь благоразумна.
- Здесь очень холодно.
- Мы высоко в горах. Но не волнуйся, помещение отапливается. В этом доме всегда тепло.
- Все эти люди... Они тоже?
- Только двое. У остальных просто психологическая непереносимость современных технологий. Они перегружены информацией, и им нужен покой. Вот и все.
Вот и все? И только? Именно поэтому они так недружелюбны?
Бри неуверенно положила свои вещи на пол и робко огляделась.
- Электричество?
- Солнечные батареи особого типа. Электричество, которое они производят, отличается от электричества, которое используется повсеместно.
- Оно безвредно?
- Да. Это мое изобретение.
- Так все-таки вы не врач?
Легкая улыбка чуть тронула его губы.
- Я доктор наук. Ты можешь мне доверять. Здесь ты в безопасности. Можешь снять экранирующий костюм.
Бри неуверенно села на кровать. Она была предельно измотана долгой дорогой и разреженным воздухом. Она сильно замерзла и не чувствовала своих рук.
- Ты взяла очень мало вещей. Я попрошу Эстер позаботиться о тебе и выдать все необходимое.
- Эстер?
- Да, она мой преданный сотрудник.
Отяжелевшие веки закрывались. Мягкое обволакивающее тепло наконец окутало ее словно пуховое одеяло. Бри сняла верхние слои курток и начала стягивать экранирующий костюм.
- Мне пора.
- Вы уходите?
Сонная одурь тотчас покинула ее.
- Меня ждут дела.
Она не нашлась, что ответить. Она полагала, что доктор Тачи непременно останется с ней, поможет адаптироваться к здешним условиям, подберет лечение. Но он не только оставляет ее почти что сразу после прибытия, но, оказывается, он и не врач вовсе.
- Мне пора идти,- повторил он.
Кажется, он куда-то сильно торопился.
- Вы еще вернетесь?- сам собой сорвался с ее губ вопрос.
Он кивнул и тихо закрыл за собой дверь.
Куда он ушел? Неужели в этих краях есть что-то еще?
Бри была обескуражена, она тонкими пальцами изо всех сил сжимала одеяло, а прежде ласковое тепло вдруг с небывалой силой сжало ей горло. Она словно оказалась на бешеной карусели, окружающий мир поплыл и завертелся, неотвратимо набирая скорость.
И вдруг она почувствовала, как к ее губам прикоснулся жесткий холодный пластик.
- Дыши.
Это был почти что приказ. Чей-то властный уверенный голос направлял ее.
- Успокойся и сделай глубокий вдох.
Такие мягкие нежные почти материнские руки. Наверное именно этого ей не хватало- простой человеческой заботы, участия, небезразличия.
Она увидела женщину средних лет с кудрявыми волосами цвета спелой пшеницы.
- Эстер?
Женщина кивнула.
- Тебе надо привыкнуть к разреженному воздуху. В первые недели у тебя может быть горная болезнь. Некоторые из нас до сих пор испытывают из-за этого дискомфорт.
- Это того стоит?
Эстер вновь кивнула.
- Я принесла тебе одежду. Через полчаса будет ужин.
- Куда уехал доктор Тачи?
- У него дела.
- Он спустится с гор?
- Я не знаю, ты можешь сама у него спросить о делах, когда он вернется.
Эстер явно не была расположена к долгим беседам.
- Как здесь все устроено?
- Ты имеешь в виду, что защищает нас от пагубного воздействия?
- И это тоже.
- Вокруг дома установлены специальные вышки. Они и создают своего рода защитное поле. На крыше дома- солнечные батареи, разработанные доктором Тачи исключительно для наших нужд. Специальное устройство плавит снег и превращает его в воду. В доме множество фильтров, они чистят и обогревают воздух. Этот приют- чудо инженерной мысли.
- Доктор Тачи построил этот дом?
- Он был одним из основателей. Еще вопросы?
- Просто хочется узнать об этом месте.
Бри не хотелось оправдываться перед этой женщиной и уж тем более- испытывать чувство вины из-за своего любопыства.
- У вас тоже непереносимость?- задала она вопрос помимо своей воли.
- Нет, я просто помогаю доктору Тачи. Мы с ним коллеги.
- Вы доктор?
- Я медсестра по образованию, если ты об этом. Но мои обязанности здесь не ограничиваются этим. А теперь сосредоточься на дыхании. Я оставлю баллон с кислородом в твоей комнате. Переоденься. Я зайду за тобой через полчаса.
************
Ариэль никогда не забудет тот день, когда состоялась их первая встреча. Момент свершения и начало сопричастности. В этот день он ранним утром отправился в отдаленное ущелье, долго бродил по рыхлому серому снегу, пристально всматриваясь в светлеющие небеса. Новорожденный месяц был настолько острым, что пронзал душу одним лишь своим видом. Лунные оттенки неуловимы, их разнообразие не поддается запоминанию, и тем более- фиксации. Они подвижны как ртуть и постоянно обновляются словно клетки живого организма.
Когда очертания месяца были почти близки к растворению, Ариэль увидел, как огромный полупрозрачный шар всех оттенков синего и голубого появился буквально из ниоткуда и неподвижно застыл над горным лугом. Эта сфера, казалось, состояла из чистой энергии, она светилась, беззвучно сияла и переливалась. Она была поистине колоссальных размеров, предстала неоспоримым чудом и мистическим откровением. Затем она резко переместилась в пространстве по ломкой извилистой траектории, уменьшилась в размерах, сбавила высоту и зависла низко над ущельем в окружении гор и теней. Сфера испускала сияние, чистое и незамутненное. Она была подобна расплавленному драгоценному камню, полупрозрачному кристаллу, доведенному до степени парообразной плазмы. Поначалу Ариэль был крайне насторожен. Он принял синий шар за природное явление, пытался найти объяснение феномену. Шаровая молния? Или же какое иное редкое атмосферное явление?
В том, что сфера обладала разумом, он убедился почти что сразу. Она спустилась на покров чистой незамутненной белизны, как бы приглашая и призывая. Она расслоилась и рассеялась туманом, приняв антропоморфные очертания. Ариэль не мог поверить в то, что видел, но продолжал взирать. Это существо, кем бы оно ни было, внушало ему чувство неземного блаженства, всеобъемлющей любви и доверия. В мгновение ока он словно прозрел. Внутри него расцвело неоспоримое знание о том, что эта встреча была неизбежной и предначертанной свыше.
У него давно вошло в привычку в свободное время бродить по нехоженным горным тропам, стоять на краю пропасти и на пиках отвесных скал, проникать и просачиваться в самые потайные и труднодоступные места. Но к подобной встрече он не был готов. Его застали врасплох и выбили из привычного ритма.
В тот день небо было низким и темно серым, тучи сгустились прямо на глазах, поглотив медленно тлеющий утренний месяц. Все вокруг предвещало нашествие редкого колючего снегопада. Сфера резко выделялась своей яркой неземной синевой на фоне серой пелены небес.
Ариэль стоял как завороженный. И даже осмелился протянуть руку.
Сфера вспыхнула синим пламенем и взметнулась в небо. Улетела. Улетучилась.
Всего за несколько встреч ей удалось вылепить его заново, создать с чистого листа, возродить к новой жизни, преобразовать и наполнить дивным сиянием. В последующие дни она являлась ему уже в привычном образе Синей Птицы. Их взаимодействие было подобно глубокому гипнозу, наркотическому опьянению и духовному экстазу религиозных мистиков. Она возвела его в совершенно новую степень, вывела на невиданный ранее уровень бытия. Его восприятие разлилось безбрежным океаном, расширилось и распахнулось до неузнаваемости. Она своим неземным светом почти сожгла его дотла. При этом все его попытки как-то конкретизировать и обозначить пережитый опыт не увенчались успехом. Ему в какой-то мере хотелось навесить ярлык привычных понятий и терминов, как-то объяснить и найти ключ к декодированию настолько сложной и ничем не измеримой информации. Хотелось заключить ее в рамки и интерпретировать, просканировать приборами и составить диаграммы. Но суть ускользала, намеренно и нарочно, словно насмехаясь над его жалким человеческим стремлением присвоить ей наименование и категорию. Синяя Птица была за гранью всего известного и изученного, по ту сторону всех возможных концепций и представлений. А попытки изобрести новые соответствующие именно ей концепции оказались тщетными.
А затем она вдруг бесследно исчезла и не отзывалась более на его отчаянный зов. Она помогла ему в муках родиться заново- и оставила его, хрупкого младенца, не объяснив, как ему дальше с этим жить, как принять свое измененное состояние.
Прошло пару недель, а доктор Тачи так и не объявился. Бри ощущала, как внутри нее зарождается червоточина. Ею овладела немыслимая неземная тоска по чему-то недостижимому, по каким-то невообразимым немыслимым идеалам и небесной чистоте. Она всесторонне изучала собственную изолированность от внешнего мира, ныряя вглубь своего существа и открывая внутри себя бездонные впадины и глубины. Она была окружена людьми, делила с ними не только этот пропахнувший корицей и гвоздикой дом, но и недуг непереносимости. Но все же она не смогла стать частью семьи. Она будто брела сквозь этих людей как сквозь призрачные кущи сновидений. А они с самого первого дня продемонстрировали ей свою обособленность и тем самым как бы переместились в некое параллельное пространство. Бри жила согласно своим внутренним ритмам, она готовила себя к предстоящему восхождению, всматривалась в ночные небеса и трепетала в предчувствии чего-то неизбежного. Когда этот внутренний трепет стал поистине невыносимым, она покинула дом-крепость и отправилась куда глаза глядят, следуя на чей-то едва слышимый зов. Она была еще не готова навсегда оставить стены этого дома, но что-то неизбежно подводило ее к этому. И главное- она в полной мере осознала, что отнюдь не этот приют был ее целью и пунктом назначения. Жизнь привела ее в эти места совсем по другой причине. И чтобы выяснить эту причину, ей требовалось выйти из укрытия.
Снег хрустел и излучал неистовую белизну, холод больно кусал ее неприкрытую кожу. Нельзя останавливаться. Она созерцала горные вершины, как неожиданно какой-то яркий блеск вдруг привлек ее внимание. Словно с небес спустились звезды, продолжая сиять даже при свете дня. Бри толком не могла разглядеть таинственные свечения, поэтому ей лишь оставалось пристально наблюдать за тем, как они постепенно рассеивались в проплывающих густых облаках.
На следующий день она вновь покинула приют. Никто не отчитывал ее и не укорял, никому не было дела. Эстер лишь бросила на нее вопросительно-настороженный взгляд, но все же позволила ей уйти вовне. В этот день Бри вновь была свидетельницей призрачного блеска блуждающих звезд, но на этот раз они поменяли свое местоположение. В их мерцающем свете она увидела смутные очертания чего-то, отдаленно напоминающего белоснежный храм, сотканный из воздушных потоков и небесного хрусталя. Но облака вновь вспенились и закрыли собою это дивное зрелище.
Что-то внутри нее оборвалось, что-то зародилось. Только при мыслях о неземном белоснежном храме она ощущала немыслимый отклик, ее дух вмиг вспыхивал неистовым пламенем. Чем это может быть? Знает ли об этом доктор Тачи? Видел ли он? Она в памяти пыталась воспроизвести все, что он рассказывал о работе и своих изобретениях. Экранирующие материалы. Что она могла об этом знать? И что знал он?
Бри выжидательно долгими часами бродила по узким горным тропам, всматриваясь в окружающие горные вершины, покрытые вечными снегами. Она готовила себя к грядущему, хотя не имела ни малейшего представления, с чем ей предстоит столкнуться.
Это вошло у нее в привычку- вставать ранним утром и на весь день уходить в горы. Взгляды обитателей приюта с каждым днем становились все более недоброжелательными, терпкая угрюмость распускалась в них словно ядовитые цветы. Они будто осуждали ее за то, что она посмела вступить на запретные территории, нарушить многовековое табу и пренебречь сводом негласных правил. Кто она такая, чтобы так вызывающе себя вести? Как она смеет уходить в горы и искать путь к небесным храмам? Неужели она должна намертво врасти в эти пропахшие смолами и камфорой стены, в это уютное удушливое всепоглощающее тепло, быть парабощенной комфортом и беззаботной жизнью? Остаться означало стать частью их сонной общины и размеренного миропорядка, принять все как есть, осесть и бросить какие-либо попытки поиска и внутренней трансформации. Но она оказалась здесь не для этого.
Бри с каждым днем просыпалась все раньше, с дрожащим от предвкушений и ночных бдений сердцем приветствовала утренние бриллианты звезд, проводила тонкими пальцами по ветвистым петляющим узорам на окнах. А затем уходила в мир снежной белизны.
В один из дней небесный храм вновь явил себя. Он появлялся в абсолютно разных местах, словно дразнил ее своей недостижимостью. На этот раз он материализовался невероятно близко, на одной из горных вершин неподалеку. Бри могла разглядеть его полуматериальные белоснежные стены и купола. Этот храм был соткан из тонких материй, находился вне плотного физического мира. А внутри него блестели тысячи звезд. Неужели именно этот храм привел ее сюда?
Она бросилась в стремительное бегство не то к себе, не то от себя. Но храм, искрясь в рассеянном свете солнца, лишь отдалялся от нее, несмотря на то, что она бежала на пределе своих сил. Он вмиг оказался на гораздо более удаленном расстоянии, а затем и вовсе исчез в сизой дымке. Бри против своей воли громко закричала. И, опомнившись, обеими руками закрыла рот. Но крик ее вырвался из заточения, ударился о многовековые остовы гор и звонким эхом разнесся по ущельям и долинам. Слезы брызнули из ее глаз- она всегда запрещала себе кричать. Крик был привилегией, непозволительной роскошью. Крик был загнан в непроходимые глубины ее личности, где был погребен заживо, и вот теперь так несвоевременно вырвался из своего заточения. Она искренне раскаивалась в том, что потеряла контроль, что выронила саму себя из крепкой железной хватки.
С этого дня желание достичь небесных храмов стало ее приговором.
Ариэль долго ждал. Он лежал на снегу на самом краю ущелья и всматривался в беспристрастную неестественную синеву небес. Он не чувствовал холода и острых колючих прикосновений заледеневшего снега. Ожидание было невыносимым. ЕЕ присутствие было настолько желанным, что он едва мог дышать. Откуда она прибывает? Кто она? Она говорила, что это за пределами его представлений. Это была и не речь в привычном понимании, а скорее, ментально-эмпатический посыл, который можно было развернуть словно скомканную бумагу и конвертировать в наиболее близкие по смыслу предложения. Что она сотворила с ним, можно было назвать преобразованием. Трансформацией, трансмутацией, своего рода духовной алхимией. Она показала ему распахнутые звездные омуты, полные иных измерений и состояний бытия, всенаполненную пустоту, выраженную мириадами образов, ярких, сияющих, неистовых. Она и была самим неистовством, она расширила его ничтожную смертную форму до состояния небесных омутов, до бескрайности и бесконечности, бесцеремонно разорвала его неподготовленное сознание в клочья. Но знала ли она, что он все же приспособился, привык, нашел в себе силы не только с этим жить, но и намертво пристрастился к созерцанию бездны настолько, что уже не представлял жизни иной? Любые лишения и ограничения воспринимались им с неистерпимой болью.
Он ждал, он звал, он находился в отчаянном предвкушении. Но неземная синева не торопилась обрушиться на него и сбить с ног своим неистовым потусторонним светом. Неужели она забыла о нем? Синяя Птица пребывала за гранью привычного пространства и времени. Могла ли она бесследно сгинуть, запутавшись во временных эпохах и географических координатах? Могло ли нечто настолько ничтожное остановить ее появление и проявление?
Ариэль вздрогнул от звука приближающихся шагов. Непременно- звук ступающих по хрустящей снежной поверхности ботинок. Внутри что-то сжалось. Кто это может быть? Порой в эти высокогорные заснеженные края забредали альпинисты, но все же подобное было редкостью. А ученые, периодически прибывающие на станцию, не имели привычки бродить по нехоженным тропам. Так кто же посмел осуществить подобное вторжение?
Он не успел вскочить, как услышал за спиной тихий женский голос.
- Простите, я не знала, что здесь кто-то есть.
Слабый блеклый невыразительный голос, который кроме раздражения ничего не вызывал.
Он в недоумении обернулся. Неужели обладательница такого бесцветного голоса дерзнула заявиться сюда?
Ариэль находился в крайней растерянности, он с плохо скрываемой враждебностью всматривался в незнакомое лицо хрупкой болезненного вида девушки, пытаясь понять, кто она и что ее сюда привело.
- Я живу там,- она указала рукой в сторону приюта.
Ее голос не был ни звонким, ни дружественным. В нем также не было ни страха, ни интереса, ни любопытства.
Так, значит, она одна из них. Одна из обитателей этого странного лагеря. Но насколько он был осведомлен, они не переносили электромагнитных волн, поэтому почти все время проводили в стенах своего приюта. Да им вообще не было свойственно совершать долгие прогулки на пронизывающем холоде и уходить далеко от лагеря. Безопасность была их приоритетом, их целью и гимном по жизни. Тогда что именно здесь делает она?
Эта девушка потревожила его покой, нарушила привычный порядок вещей. Она должна была смиренно сидеть в четырех стенах своей крепости, но она нагло вторглась на его территорию.
- Что вам надо?
Ему не хотелось демонстрировать откровенную враждебность, но кровь постепенно закипала в венах, и скрывать свою озлобленность становилось все тяжелее. Ему не хотелось испытывать столь низменные грубые эмоции после того, что он пережил, и от этого он злился еще больше.
Девушку это нисколько не смутило.
Как можно не понимать свою очевидную неуместность?
- Возвращайся откуда пришла.
Это прозвучало как приказ. Необходимо было избавиться от всех раздражителей, чтобы вернуться на нужную частоту.
- Не могу оставаться в четырех стенах,- как ни в чем не бывало ответила девушка.
Потом она с некоторой долей грусти посмотрела на чуть тронутые предзакатными лучами горные вершины.
- Ты хочешь остаться здесь на ночь?- спросил он ее.
Неожиданно для себя Ариэль ощутил, как у него появился некоторый интерес. Все же не каждый день сюда забредают путники. Он все эти годы считал, что только он один обладал настолько ярко выраженной смелостью и удивительной выносливостью, чтобы подолгу блуждать по горным ущельям и дышать разреженным воздухом.
- Я еще не готова вернуться назад,- ответило тщедушное создание.
- Ночи в горах очень холодные.
Он хотел ее спугнуть и прогнать простым и очевидным констатированием фактов.
Она же молча продолжала всматриваться в вершины гор. Затем бросила на него взгляд, наполненный какой-то неземной тоской.
- Я кое-что видела.
Земля ушла из-под его ног. Он сжал кулаки.
- Что именно?
Она лишь опустила глаза.
Ариэль был бдителен и насторожен как никогда ранее. Словно вышедший из спячки зверь, у которого в одночасье проснулись инстинкты. Неужели она действительно видела ЕЕ? Огромным усилием воли подавив в себе зачатки панического ужаса, он уже мысленно приготовился задать вопрос, как девушка его поспешно перебила:
- Я видела прекрасный небесный храм, парящий над горными вершинами. Белый призрак.
- Небесный храм?- Ариэль был предельно удивлен. Он приготовился услышать историю о встрече с Синей Птицей. Но, как оказалось, эти горы были полны иных чудес и явлений.
- Я видела его несколько раз. Он словно скрыт за тонкой завесой. Иногда он появляется над горными вершинами и словно призывает меня. Может, это и не храм вовсе, а дворец. Или даже город.
Ариэль в состоянии охватившего его неимоверно сильного волнения начал оглядываться по сторонам, не в силах что-либо ответить. В горле пересохло, глаза заволокло дымкой. За все время пребывания в этом месте он еще ни разу не видел белых призрачных храмов и дворцов. Он видел лишь ЕЕ, то в виде эфемерного синего существа, полуптицы- получеловека, то в образе светящейся неземной синевой сферы. Неужели этот призрачный храм- то место, откуда она приходит?
- Я бы хотела попробовать дойти до этого храма.
Ариэль не успел прийти в себя, как новая волна удивления сбила его с ног. Он в недоумении посмотрел на эту болезненную худую девушку, будучи не в состоянии поверить в то, что только что услышал.
- Ты хочешь дойти до этого храма пешком?
- Не совсем. Храм меняет свое местоположение. Но я должна отправиться ему навстречу. У меня предчувствие.
Ариэль рассеянно еще раз огляделся по сторонам, словно в любой момент ожидая манифестации небесных дворцов и даже целых городов.
- Что еще ты видела?
Он знал, что его голос продолжал источать враждебность, но ничего не мог с этим поделать. Это все больше походило на допрос.
- Я лишь видела этот храм. И я должна до него дойти.
Ариэль про себя усмехнулся. Даже он, проведя в этих местах много лет, никогда бы не отважился на одиночное путешествие по этим суровым краям. Тем более- в поисках призрачных дворцов-миражей, которые то появляются, то исчезают. Он не смог бы решиться на подобный риск, но не раз просил Синиюю Птицу полностью проявиться в этом мире грубой материи или же взять его с собой по ту сторону и показать иные реальности. Но она ни разу не снизошла до его просьб. Она расширила его сознание до невообразимых масштабов, давая ему понять, что он находится на множественных уровнях и состояниях, она сжигала его заживо неистовым пламенем небожителей. С ней он словно несколько раз пережил процессы сотворения и уничтожения мира, перенастройку миропорядка и сдиг полюсов. Но потом она неизбежно уходила- и оставался лишь выжженный пепел обрушившегося внутрь себя естества. Возвращение в земной мир и его ограниченность были подобны пощечине от самого бога. Он испытывал отвращение к собственной неуклюжей закостенелости, конкретности и ничтожности. И в последнее время эти ощущения начали неотвратимо укореняться в его сердце. Синяя Птица покинула его. Почему бы ей не удостоить его своим присутствием хотя бы еще один раз? Он звал, оставляя ей ментальные маяки и дороги, сотканные из эмоциональных привязок, но она не возвращалась. Должно быть, это как-то было связано с прибытием этой девушки, которая одним лишь своим существованием необратимо нарушила сложившийся порядок.
Но все же он был обязан удостовериться.
- Значит, ты не видела его обитателей?- спросил он с плохо скрываемой горечью.
- Вы работаете в старой обсерватории?- проигнорировав вопрос, поинтересовалась она, заглядывая ему в самую душу.
Его поразило вспыхнувшее в ее доселе безжизненных глазах пламя, какое-то дикое и неконтролируемое. Он растерянно кивнул.
- Мне бы хотелось ее посетить, а не просто увидеть издалека.
Такие как она крайне чувствительны. Но их лагерь надежно экранирован. Именно поэтому ей надлежит оставаться в пределах этой зоны. Он промолчал. Его молчание было наполнено некоторой надменностью. Но почему-то ему изрядно льстил ее интерес. И то, что для нее посещение обсерватории было под запретом, повергало его душу в необъяснимый трепет.
- Чем вы там занимаетесь?- спросила она с искренним неподдельным любопыством, на какое-то время забыв о небесных храмах.
И совершенно неожиданно слова сами полились из него словно ливень из свинцовых туч.
- Мы сканируем миллионы радиоканалов, миллиарды сигналов самых разных свойств, стараясь уловить паттерны в этих шумах. Если система регистрирует необычный сигнал, она считывает всю доступную информацию: дату, время, географическое положение источника, частоту и продолжительность. Чтобы таким образом исключить возможность искусственного происхождения сигнала. Или такую возможность подтвердить, удостоверившись, что это не радио трансляция и не военная передача. Уловив паттерн, система фильтрует рандомные шумы известного происхождения вроде вибраций атомов водорода или издающих помехи звезд. Иногда передача отражается от астероидов и кажется, что...
Ариэль опомнился и резко замолчал, пораженный собственной неудержимой болтливостью. Ему это было не свойственно. Слова сочились из него словно вода из горного источника. Против его воли и в несоответствии с его установками. Он уже давно ни с кем не вел настолько продолжительных бесед.
- Вы когда-нибудь получали искусственные сигналы?- тихим, но настойчивым голосом-шелестом продолжала расспрашивать девушка.
- Ты видела обитателей этого небесного храма?- не менее настойчиво переспросил он.
Она пришла в легкое замешательство. Интересно, сколько ей лет?
- Храм всегда выглядит по-разному. Это не материальный объект. Он меняет свою форму и местоположение. Мне не удалось его даже толком разглядеть, как же я могла увидеть его обитателей?
- Ну тогда как же ты собралась его отыскать?
- Дорога сама меня выведет к нему, я почему-то в этом уверена.
Ариэль смахнул иней с ресниц. И окинул уставшим взглядом горные хребты.
- Если ты действительно планируешь пересечь эти ледяные перевалы- то...
Он не знал, как завершить фразу. Ему не хотелось воодушевлять ее или подогревать какие-либо надежды своими мнениями или комментариями прежде всего потому, что ему казалась невыносимой мысль о том, что ей все же удасться достичь небесных храмов.
Она, поспешно попрощавшись с ним едва приметным жестом, направилась прочь.
После этого необъяснимая тревога сковала его тело словно вечные льды приполярные земли. Он не находил себе места, сделался крайне беспокойным. Его бросало в дрожь от каждого шороха, и даже приглушенное мерцание сумеречных теней выводило из равновесия. Он то замуровывал себя в промозглых стенах научного центра, то целыми днями напролет бродил по заснеженным горным тропам. Он знал, что она продолжала приходить, подбираясь настолько близко к обсерватории, насколько могло выдержать ее немощное тело. Он в свою очередь активировал как можно больше приборов, но по какой-то причине это не оказывало на нее никакого воздействия. Неужели весь научный центр тоже экранирован? Сам Ариэль еще не удостоился чести познакомиться с тем, кто финансировал пришедшую в упадок станцию и брал на себя все расходы по ее содержанию. А, может, состояние упадка- лишь умелая видимость, прикрытие и маскировка для отвода глаз? Как и образ Синей Птицы- лишь временная условная проекция, за которой сокрыто нечто неизмеримо большее? В таком случае что на самом деле здесь происходит? Неужели он- лишь чья-то марионетка?
Ариэль просыпался в холодном поту, обездвиженный паническим страхом. Паранойя постепенно закрадывалась в самые глубинные слои его сознания. Чтобы вырваться из ее цепких когтей он пускался в бегство к заснеженным вершинам. Но и там его преследовали навязчивые губительные мысли о разрушенном покое. Ядовитая не то ревность, не то зависть сжигала его изнутри при одной лишь мысли о том, что та девушка однажды все же сможет достичь небесных храмов. Только одна лишь ее непоколебимая решимость парализовала его, и болезненные судороги разливались по телу.
Почему она может, а он- нет? Ему казалось, что она уже достигла этих потусторонних храмов и дворцов, вознеслась в небесные чертоги и пересекла черту. Он крепко сжимал в ладонях колкий снег до тех пор, пока его руки не начинали неметь от холода.
Он видел ее следы. Она все еще имела наглость ступать на его территорию.
Несколько дней подряд он провел на месте их первой встречи. Он хотел ее подловить и застать врасплох. Зачем- он и сам не мог сказать. Она вызывала отторжение и чуть ли не отвращение, почти что ненависть, но при этом что-то неотвратимо влекло его к ней, не то любопытство, не то желание ею стать. Он испытывал целую гамму смешанных эмоций и чувств. У него даже возникло ощущение, что в ней словно билось надземное сердце Синей Птицы, но в какой-то иной его ипостаси. Глупости, уверял он себя, но все же продолжал выслеживать эту хрупкую девушку.
Наконец он приметил ее тщедушную фигуру на горизонте и бросился ей навстречу.
Он с горьким сарказмом спросил, почему она все еще здесь, а не на пути к небесным храмам. Она же с некоторым вызовом на него посмотрела и прошептала, что непременно отправится на рассвете.
Ей не место в этом месте. Не место в приюте. Не место в заточении.
Ариэль едва мог дышать, его сотрясали внутренние протесты. Ему до сих пор не давали покоя ее решимость и целенаправленная устремленность. Неужели она действительно отправится на верную смерть? Совершенно одна и без какой-либо минимальной подготовки? Зачем вообще она посвятила его в свои планы и фантазии? Он сам ни словом не обмолвился о Синей Птице и о том, что пережил. Даже, выслушав ее сбивчивое признание в созерцании миражей, он не рассказал ей о себе ровным счетом ничего.
Она не заслуживает знать.
- Значит, на рассвете?- переспросил он.
- На рассвете. До того, как взойдет солнце.
Он растерянно кивнул, не в силах справиться со шквалом противоречивых эмоций.
В этот путь должен был отправиться он. Он, а не она. Ей не место даже среди диких горных вершин. Так почему же именно она собирается в этот путь?
Она, опустив глаза, поспешила в сторону лагеря. Своими маленькими сбивчивыми шагами. Какая нелепость! Такими шагами- пересечь перевалы и ущелья?
Ариэль знал, что этой ночью он не заснет. Он знал, что будет не в состоянии даже смирно лежать в своей теплой постели.
Он просто обязан последовать за ней. Это дело чести, это самое правильное, что он может сделать. Было ли это знаком- услышать о небесных храмах? Может, Синяя Птица таким образом призывает его? Это- приглашение?
Он резко вскочил с кровати и принялся собирать походный рюкзак. Сухие крекеры, горелка, кофе, палатка. Что еще понадобится, чтобы не сгинуть? Его мозг словно сотрясали высоковольтные разряды. Если он пропадет- это обнаружат только через несколько недель. Да и какая разница, что они предпримут. Ему было все равно. Если он дойдет до небесных храмов и вновь встретится с Синей Птицей- то все это не будет иметь никакого значения.
Он должен был отправиться задолго до зари, чтобы не опоздать. Одевшись потеплей, водрузив на свои плечи тяжелый рюкзак и прихватив большой термос с кофе, Ариэль поспешно направился в сторону приюта. Дорога до их поселения, по словам девушки, занимала больше двух часов. Он пустился в бег, чтобы наверняка. Он знал, в каком направлении двигаться. Неоднократно он посещал территорию приюта, но предпочитал обходить ее стороной, чтобы ненароком не встретиться с его обитателями.
Звезды постепенно теряли свою яркость, догорая словно угли. Он бежал до тех пор, пока в легких не вспыхнул пожар. Его неподготовленная спина давала о себе знать тупой и ноющей болью. Зачем он взял столько вещей? Наверное, следовало избавиться от некоторых из них, но он не решился. Нужно собраться с силами и прибавить скорость. Она может покинуть приют раньше запланированного времени.
Ариэлю необходимо было убедиться в ее безрассудной решимости. Он не знал и не желал знать ее имени. Ему хотелось проследить, как она уйдет в безликую белизну, сгинет в метели, затеряется среди горных перевалов и потеряет лицо. Главное- остаться незамеченным. Нельзя, чтобы она узнала, что он идет по ее следам. Что благодаря ей лелеет в глубине своей души желание достичь небесных храмов.
Когда небо готовилось принять зарю на свой бездонный холст, Ариэль, затаившись и спрятавшись за снежными сугробами, с содроганием наблюдал, как девушка покидает здание приюта. Она не взяла с собой никаких вещей, словно зная, что это путешествие станет для нее последним. Осознание этого на какое-то время выбило его из колеи, а девушка, словно ощутив его присутствие, обернулась. Это тотчас привело его в чувства, и он стремительно упал на жесткий снежный покров, изо всех сил желая стать невидимым и сравняться с землей. Быть замеченным для него было унизительным и абсолютно неприемлемым. А вдруг она знает, что он отправился за ней? Вдруг намеренно рассказала ему о своих планах именно для того, чтобы он пошел следом? Если это так, тогда он действительно- марионетка. Может, за всем этим и вправду скрывается нечто иное? Он немного приподнялся, чтобы для себя отметить выбор ее направления. Нельзя упустить ее из виду и уж тем более нельзя позволить ей заметить его. Нелегкая задача, но Ариэль был уверен, что справится, хотя подобный вид деятельности был ему чужд. Он не был ни шпионом, ни военным разведчиком. Это находилось вне сферы его компетентности.
Он, стараясь не издавать ни звука, медленно побрел за девушкой. Но снег звонко хрустел почти как разбитое вдребезги стекло, и его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Небеса напоминали голубоватое серебро, которое необратимо окрашивалось в цвета наступающей зари. Блеклые звезды постепенно скрывались из виду, а неполная луна своей бледностью напоминала восковой лик мертвеца. Или неприкаянного призрака, в которого этот мертвец превратился.
Кем на самом деле является Синяя Птица? А если она- всего лишь чей-то изощренный эксперимент по манипулированию сознанием? Ариэль всеми имеющимися усилиями прогонял эти пагубные мысли, но они упрямо лезли в голову. Тропы петляли и порой становились невероятно узкими. Девушка уверенным шагом шла навстречу неизвестному, словно бы наперед знала свой пункт назначения. В свете занимающейся зари ее тщедушные очертания окрасились в нежные оранжево-розовые оттенки подобные новорожденному пламени.
Она шла, не останавливаясь, и ему стоило немалых усилий соответствовать ее скорости и уж тем более- ее выносливости. Вместе с ней он спускался и поднимался по склонам, шел по краю пропасти, мимо вечно голодных непроходимых пещер и ледников с синими сердцевинами. Дни и ночи слились и связались в один узел.
Она- словно гравитационное линзирование. За ней- то, что Ариэль все это время искал, но она не только закрывает собой искомое, но и искажает его далекое призрачное излучение. Она- как призма, что деформирует сигнал, такой недостижимый и долгожданный.
Они оказались в горном каньоне. Он узнал это место: летом он не раз наведывался сюда и жил в палатке на берегах буйной реки. Молочно салатовая река на одном из своих рукавов-изгибов замедляла свой темп и скорость. Девушка с головой погрузилась в эту молочную пенистую жидкость цвета новорожденной весенней листвы. Несмотря на то, что холод жгучими иглами кусал почти до крови.
Она словно совершает омовение перед священным ритуалом, подумал Ариэль. Он наблюдал за ней сквозь чуть призакрытые веки, стиснув зубы и сжав кулаки. Бурные ветви рододендрона с его пышными ярко розовыми цветами порой скрывали ее из виду. Она же будто погружалась в саму весну в ее жидкой текучей форме, в нечто первозданное, в живительный исток.
И зачем он последовал за ней?
Не время для сожалений. Нужно идти вперед.
Бри заметила присутствие астронома из старой обсерватории почти что сразу. Угрюмый и неприветливый, он зачем-то последовал за ней. Он фиксировал каждый ее шаг, боясь потерять ее из виду. Где-то в глубине души она знала о том, что он отправится за ней, хотя и не могла понять его мотивов. Но что-то подсказывало ей, что он тоже был одержим призраками. Именно одержимость гнала его все это время по горным тропам и труднодоступным местам, и именно она подтолкнула его на преследование. Несомненно, он тоже хотел достичь небесных храмов, но по каким-то причинам в этом не признался.
Она же продолжала идти почти что вслепую. Иногда она будто теряла сознание, и чьи-то любящие руки подхватывали ее как невесомое перо и несли навстречу восхождению. Она вброд пересекала бурные реки, не зная ни сна ни покоя, с безропотным упорством шла вперед. Дни пролетали вереницей, а возможно, это всего-навсего один день растянулся до всеохвата и вместил в себя недели и даже месяцы.
Бри чувствовала его дыхание у себя за спиной, но приходила в себя лишь частично и на непродолжительное время, после чего вновь впадала в беспамятство. Его взгляд был подобен биноклю, хватким крючкам, всевидящему оку. Он с поразительной бдительностью высматривал каждый ее шаг, и даже те, кто все это время ласково и нежно несли ее на своих плечах, не могли защитить ее от его всеведения. И как он умудряется так пристально всматриваться в этапы ее пути, будучи всего лишь человеком? Ему явно покровительствуют некие незримые силы, может, даже те же самые силы, что побудили ее саму отправиться на поиски блуждающих миражей.
Но по какой-то причине ей хотелось его пристального внимания, ее душа трепетала при мысли о том, что она представлена на его суд, что она- объект для его изучений, что он находится непосредственно рядом с ней, человек из плоти и крови, а не просто нематериальная сущность, неуловимая и непостижимая. Бри также была уверена, что меньше всего он желал быть замеченным, поэтому она ни разу не дала ему повод догадаться о том, что она знает о его преследовании.
Когда с ее глаз в очередной раз спала густая пелена, она очнулась от временного забвения и тотчас обратила внимание на столп черного дыма неподалеку. Кто-то жег костры. Но разве кто-то обитает в этих суровых краях? Она вмиг стала ветром и стремглав помчалась в сторону пылающего огня.
На девственно чистом белом снегу словно засохшая капля крови цвел большой шатер, сотканный из грубых тканей всех оттенков мокрой древесины, охры и гранатовой кожуры. Из недр шатра доносились стройные песнопения. Это были даже не совсем песнопения, а скорее молитвы или заклинания, настолько надрывно и протяжно звучали голоса незнакомцев. Как только Бри приблизилась к трепещущим от ветра тряпичным стенам и застыла у их основания в неуверенности, смятении и незнании, из недр шатра вынырнула женщина средних лет, одетая в разноцветное тряпье. Ее черные волосы неаккуратными спутанными потоками струились по спине словно сошедшие с горных склонов грязевые оползни. Бри настороженно от нее отпрянула, но в бегство не пустилась, понимая, что люди эти не просто так попались на ее пути. Женщина словно давно ждала ее прибытия.
- Наши судьбы наконец пересеклись,- вымолвила она.
У Бри создалось впечатление, что она немного опоздала на заранее предрешенную встречу. У нее возникло желание принести извинения, но вместо этого она спросила:
- Вы тоже ищете небесные храмы?
Она сама не знала, зачем задала этот вопрос. Помимо ее воли он сорвался с ее уст.
- Тебе стоит отдохнуть и набраться сил,- женщина жестами пригласила Бри внутрь шатра.
Бри, на какое-то время полностью забыв о своем преследователе, приняла приглашение. Когда она оказалась внутри, то про себя отметила, что там было гораздо больше места, чем могло показаться на первый взгляд. Со стороны шатер представлялся не таким просторным. А внутри- почти что зал дворца какого-нибудь полудикого племени. Посередине горел костер, и дым его тонкой черной струей уходил наружу сквозь круглое отверстие в потолке. Вокруг костра сидели люди в разноцветных заплатанных одеждах, курили длинные тонкие трубки и стройно завывали в унисон.
- Это- наша молитва о благоприятном исходе.
Это место, как и звучание песен, создавали атмосферу чего-то сакрального, некой мистерии и священной церемонии.
- Погрейся у нашего костра. Огонь исцеляет.
Бри покорно села на многослойные цветастые тряпки и протянула руки к благому пламени.
- Разница только в том, что ты одна, а нас много и мы вместе. Но и по твоим следам идет тот, кому ты не даешь покоя.
Значит, он все же успешно дошел до этого места. Бри облегченно вздохнула. Почему-то ее беспокоила судьба этого астронома. Он был абсолютно не подготовлен к блужданию по диким холодным горам. И тем более- к восхождению.
- Не беспокойся, он в безопасности. Мы позаботимся и о нем.
Женщина уселась рядом с ней, взяла ее отогревающиеся ладони в свои и проникновенным взглядом в упор посмотрела на нее.
Ее глаза были невероятного синего цвета. Такого цвета глаз не бывает, подумала Бри. Наверное, это всего лишь очередной сон.
Лицо женщины, обветренное и покрытое глубокими морщинами, несмотря на довольно-таки молодой возраст, почему-то казалось знакомым и вызывало доверие. Костер неистово пылал. Языки пламени почти что касались ее иссушенных коричневых рук. И ладоней Бри- тоже.
- Мы все находимся в пути,- она еще раз сочла нужным пояснить.
Бри до сих пор почти не чувствовала своих рук, хоть в ее пальцах проснулось едва заметное покалывание. Иней покрывал ее ресницы и, тая от прикосновений жара, теплыми слезами стекал по щекам.
- Эти цветы растут у самого поднебесья. Белоснежные звезды, что будут ласкать твои ладони и согреют их своим теплом. Не бойся протянуть руки к огню, он не обжигает. Как и белое пламя цветов.
Бри протянула руки еще ближе к костру.
- Ты проделала долгий путь.
Бри по-прежнему не могла обосновать тот импульс, что зародился в ней еще во время долгих лет заточения, но полностью прорвался сквозь мембрану нерешительности и заблуждений совсем недавно, став непреодолимым желанием затеряться в синеве гор, отыскать небесные храмы и пережить преображение.
Женщина, не отводя взгляд от пламени костра, задумчиво произнесла:
- Есть легенда о двух возлюбленных, которые по воле судьбы не могли быть вместе. Они сбросились со скалы, чтобы физической смертью укрепить свою духовную связь и никогда не расставаться. И на месте, на котором они погибли, выросли эти цветы. Как символ их трагической истории и несокрушимой связи. Прекрасной любви, которая превосходит любовь земную и супружескую.
Женщина опустила руку в один из тканевых мешков, извлекла оттуда белоснежный цветок в форме звезды и вложила его в хрупкую ладонь Бри. Его лепестки обожгли кожу своей теплой мягкостью.
К чему эта история?
- Сорванные цветы не вянут и надолго сохраняют свою красоту. А те цветы, что растут там, куда ты направляешься, не завянут никогда. Но срывать их позволено далеко не всем. Это не просто цветы- их оберегают горные духи. Те, что спускаются с поднебесий и несут в себе искры звездного света. Эти цветы- символ надземной духовной любви ко всем душам во вселенной. Мы дарим тебе один из таких цветов, и просим тебя нам помочь.
Бри настороженно встрепенулась.
- Но чем я могу помочь?
- Ты можешь помолиться с нами за всех душ во вселенной.
- Я не знаю слов ваших молитв. Я даже не понимаю языка, на котором вы их произносите.
- Молитвы исходят из твоей собственной души. Не важно в какой форме и на каком языке. Когда ты будешь готова- они сами польются из твоего сердца. А пока- сохрани этот цветок. Он поможет тебе достичь того, к чему ты стремишься.
- Разве вы не стремитесь туда же?
- Мы находимся в пути уже очень много лет.
- Вам удалось достичь? Вам позволили сорвать один из этих цветов, значит...
- У каждого из нас свои сроки.
- Кто обитает в белоснежных небесных храмах? Звездные духи?
- Им можно дать множество имен. Но ни одно из них не выразит их истинную сущность. Им нет необходимости обитать где-либо. Как алмаз сверкает свет на куполах их храмов. В них- Великий Дух, неутомимый, вездесущий и всеведующий. Их глаза никогда не закрываются. Могущество мысли проникает в далекие земли и за их пределы. Для них не существует расстояний и границ. Неисчислимые богатства готовы для помощи всем нуждающимся, тем, кто отдал себя на служение во благо всех душ во вселенной.
Глаза женщины приобрели еще более глубокий оттенок синевы.
- Парящие высоко над горами храмы- это всего-навсего временная форма. Они присутствуют здесь лишь частично. Как отблеск солнечных лучей на водной глади горных озер. Существует много такого, что не может быть выдано. Существует много такого, что не может быть кристаллизовано в звуке.
- Значит, мне никогда к ним не приблизиться?
- Нет ничего непреодолимого.
Затем женщина прислушалась к завыванию ветра снаружи и сказала:
- Твой друг скоро прибудет.
Бри содрогнулась от неизбежности очередной встречи и почти коснулась пальцами огня.
Ариэль замер как каменное изваяние. Какие-то люди разбили палаточный лагерь на этих диких пустынных вершинах. И как Бри не побоялась остановиться в этом месте? Он долго не решался приблизиться к подозрительного вида шатру, ходил вокруг да около, стараясь согреть дыханием свои замерзшие руки.
Они жгут костер. Черный дым возносится к небесам. Внутри- тепло.
Определенно, эти люди- не альпинисты и даже не туристы. Может, местные жители? Но почему тогда за все годы, проведенные в этих горах, он ни разу не встретил кого-либо из них? Конечно, они могут скрываться и прятаться от любопытных глаз цивилизованного мира, но все же что-то подсказывало ему, что эти люди- чужаки и гости, как и он сам.
Набравшись смелости, Ариэль направился в сторону шатра. У входа его ждала какая-то женщина в цветастых сумбурных одеждах. Ее лицо напоминало шаманский бубен. Коричневую кожу покрывали морщины, а в волосы были вплетены какие-то выцветшие ленты.
Она пригласила его внутрь взмахом руки. Внутри было невероятно просторно. Ариэль с явным недоверием и крайней подозрительностью осмотрел группу людей, одетых в мешковатые пестрые одежды. Бри сидела у костра вместе со всеми и, бледная и астеничная, выглядела водянистым белым пятном на фоне их смуглых уверенных лиц, словно высеченных из крепкой столетней древесины. Это были лица древних идолов. Они сидели вокруг костра на пестрых тканях, сшитых из беспорядочных лоскутов, окутанные завесой дыма, и словно в трансе протяжно завывали. В воздухе витали терпкие ароматы трав и смол. Огонь казался предельно неземным и сотканным из эфира и тонких эманаций.
- Мы тебя ждали, проходи,- произнесла женщина.
Ариэль готов был развернуться и уйти, не просто уйти- а броситься прочь, в стремительном бегстве оказаться как можно дальше от этого места. Не этого он искал, но именно это на данный момент готово было его принять и заключить в свои объятия. Он нетерпеливым и дерзким взглядом посмотрел на Бри. Должно быть, она давным-давно поняла, что он шел за ней следом. Он чувствовал себя предельно униженным и от этого испытывал невероятную злость. Прежде всего- злость на самого себя.
Бри опустила глаза.
- Садись и переведи дыхание. Отныне ты больше не сможешь идти по ее следам. Это- не твой путь.
Женщина, вероятно, была здесь главной. Она долго не отводила от Ариэля своего проникновенного взгляда, словно читала его как раскрытую книгу, главу за главой, каждое слово и предложение.
Не успел он опомниться, выразить возражение и потребовать объяснений, как она резким и немного скрипучим голосом затянула песнь на незнакомом языке. Голос ее обладал невиданной мощью, будто доносился из чрева гор, извергался из непроходимых ущелий подобно стремительным белопенным рекам.
И где-то в недрах своего сознания, не то в глубинах подсознания, не то в мутных скомканных дебрях бессознательного он услышал слова. Чей-то мыслеголос. Не то чужой, не то его собственный.
Но что этот голос ему сказал- он напрочь забыл. А, может, и вовсе не расслышал.
Древние горы первоначал, не тронутые течением времени снежные исполины. Жемчужные туманы грациозно плывут по разломам, ущельям и изрезанным колкими ветрами поверхностям. Очертания преображаются, трансформируются, обнажая свою сокрытую от чужих взоров эфемерную хрупкость. Горы возгораются блистающим золотом, медно-перпурными всполохами, глубинными лиловыми тайнами и ледяным пламенем северных сияний. Пронзительный колючий свет недостижимых звезд рассыпается пылью по снежным покровам. В небесах неведомые узоры и завихрения энергий начинают свое величественное вращение иных жизней. И где-то там, окруженная дышащими снежными вершинами под живыми мерцающими небесами находится неведомый город, сотканный из полупрозрачного воздушного хрусталя и тонких энергий духа. В синем холодном огне омывают себя направляющиеся туда путники. Алые огни трепещут у черных скал, и зарождается очищение.
И этот город в состоянии высших материй устремляется ввысь из своей снежной колыбели первозданности. Он поднимается все выше и выше, развоплощаясь и становясь все тоньше, воспаряют белоснежные купола, устремленные в надземное. Пики могущественных гор прорвали ту мембрану, что соприкасается с тонкими мирами и высшими сферами.
Все эти образы ярким калейдоскопом мелькали перед взором Ариэля, ослепляли и одновременно помогали прозреть, накладывались друг на друга, множились и преумножались, порождая новые вариации и состояния. Он хотел закрыть глаза. Неужели это она, его небесная Синяя Птица, показывала ему все это? Ведь он просил, почти умолял, решившись бросить вызов самой неизвестности. И она- вернулась?
Вмиг все резко прекратилось. Прекрасные яркие всполохи и видения разом развоплотились как растаявший мираж.
Ариэль тщетно кричал в разлившуюся бесконечную пустоту. Бри исчезла. Лагерь незнакомых людей- тоже. Вместе с шатром, костром и исполненными тоской песнями. И даже видения, на несколько мгновений вновь удостоившие его своего внимания, оставили его. Он остался совсем один на лоне великой белоснежной пустоты. Один на один со снежными покровами и бездонными небесами. Один на один с самим собой. Неприкаянный и непрекрытый.
Почему они исчезли? Как он мог упустить их из виду? Или же их изначально и вовсе не было? Ему было затруднительно давать оценку происходящему. Было нелегко даже просто дышать. Он был совсем один посреди безмолвия и бескрайней белизны. В серебряных туманах он почти что растворился, всепроникающее внутреннее сияние снегов лишало его цельности и конкретности. Огромным усилием воли он собрался в то ограниченное трехмерное существо, которым привык быть и, оглушенный своей изолированностью, в полной мере осознал беспредельность собственного одиночества. Они оставили его. Все они, даже те неизвестные подозрительные люди.
Наверное, их всех объединяло наличие высшей миссии, условного знания, какого-то благородного смысла, пусть даже смыслом этим было лишь бесцельное скитание и вечные поиски без возможности найти. У них есть их путь.
Ариэль сам не заметил, как его глаза наполнились едкими слезами. Настолько едкими, что они могли бы прожечь в глазницах черные дыры.
Почему именно ОНА удостоилась чести увидеть место, в котором ты обитаешь? Я недостаточно хорош? Ты презираешь меня? Чем я хуже? Я- бракованный?
Ариэль с вызовом смотрел на обступившие его сине-лиловые горы, они издавали ровный бесстрастный приглушенный гул.
Ответь мне!
Он будет идти до конца. Он заслуживает быть услышанным. И если отклика не последует- он будет продолжать его требовать.
Его голос достиг невероятно высокой ноты. Он и сам не ожидал, что из его горла может вырваться настолько жалкий и жалобный писк. Он в полной мере ощутил свою ничтожность, непричастность мировым процессам, свою никчемность и ненужность. Все было напрасно. Тщетно. Она не слышала его. Или же не хотела слышать.
Он голыми руками принялся раскапывать снег, но от костра не осталось и следа.
Ариэль упал на колени и горько усмехнулся. Его лицо исказила гримасса отвращения и неприятия.
Думаете, я перед вами преклоняюсь? Буду вас умолять о снисхождении?
Он безумно рассмеялся, из его разгоряченного криками горла вырвались протяжные хрипы. Он и понятия не имел, что в нем может быть сокрыто столько страсти, горькой и ядовитой.
Неужели это все? Так просто? Так безнадежно? Неужели все, что было до этого момента- не имеет ни малейшего значения?
Он готов был обвинить ее в неверности, непокорности, предательстве, но все же понимал, что все вышеперечисленное не может быть применимо по отношению к ней.
Он был готов торговаться, ему было бы достаточно самой скудной информации.
Этой девчонке хватило нескольких дней, чтобы увидеть сокрытое от глаз большинства, и все же именно она была допущена. Именно ее пригласили, именно ее забрали.
Ариэль принялся с еще большим рвением рыть колючий снег, пытаясь найти хоть какие-нибудь доказательства недавнего присутствия большой группы людей. Должны же они были после себя оставить хоть что-нибудь! Но, по всей видимости, они не оставили ровным счетом ничего. Ни кострища, ни углей, ни черной сажи. Ничего.
Он пристально всматривался в горные вершины, всем своим существом желая вновь увидеть сияющую синюю сферу. Небесный синий огонь- вот кем она была. Неземной огонь, способный становиться осязаемым миражом, искусной и предельно реалистичной временной проекцией.
Перед ним вдруг неожиданно раскинулись горные тропы. И одна из них, не занесенная снегом и усыпанная гравием, манила в даль. Ариэль знал, что это вовсе не было дорогой к небесным храмам. Это- всего-навсего путь назад. Ему ничего не оставалось, как покорно отправиться прочь по этой тропе. Под ногами что-то хрустнуло. Взгляд вниз- хрупкие кости давно почившего животного стерлись в пыль. Одинокий выбеленный череп почти что светился в утреннем полумраке, а в его глазницах несмотря на зимний холод распустились маленькие желтые цветы раньше своих сроков.
Через пару часов Ариэль приметил знакомые очертания обсерватории. С удивительным спокойствием и хладнокровием он незамедлительно последовал в лабораторию, где почти неподвижно провел несколько часов подряд в окружении компьютеров, скрючившись перед экраном и будучи не в состоянии осмыслить то, что с ним произошло.
Дни потянулись вереницей, Ариэль проводил у компьютеров дни и ночи, стараясь сжечь дотла излишнее время, и почти не выходил на улицу. Ему казалось невыносимым- выйти, ведь снаружи все напоминало о потерях: искристый иней, горделивые вершины гор и пронзительно холодный воздух. Он не знал, куда себя деть, как повторно примириться с самим собой и теми глубинами, что ему открылись. Любые движения и действия казались в корне неверными, поэтому единственное, что ему оставалось- застыть в состоянии статичности. В состоянии аномалии и неизвестной переменной. Застыть и вслушиваться в шепот звезд. Все радиотелескопы были направлены в дальний космос. Экраны компьютеров мерцали и исходили разноцветными полосами. Ариэль чувствовал себя отшельником в пещерах, допотопным зверем в гибернации. Кем-то не до конца живым, но еще не полностью мертвым, застрявшим в междумирьях и на порогах.
Ранней весной в один из снежных дней он услышал высокие чистые почти что ангельские голоса. Неземной хор, исполняющий партии не от мира сего. Что-то отдаленно напоминающее флейты. Словно ветер играл в деревянных стволах. Но и это сравнение было неуместным. Помехи мешали расслышать исполнение, нюансы бесследно терялись на их фоне. Тембр голосов и гармоника,- все звучало не по-человечески, хотя кроме интуитивного ощущения, у Ариэля не было материальных доказательств неземного происхождения сигнала.
Потребовалось время, чтобы перепробовать множество настроек. Кнопок, панелей, каналов.
Он действительно это слышал. Неземную мелодию, прорезающую пространство и время, выходящую за грань жизни и смерти, недостижимую и желанную. Музыка небесных сфер, галактический оркестр. Должно быть, все космические тела резонируют в дивном гармоничном созвучии, у каждой планеты, каждой звезды- своя партия. А эта музыка- апофеоз их единства.
Нужно сделать запись. Срочно. Немедленно. Только для себя. Никому не показывать и не говорить об этом открытии.
Его пальцы в легком порыве летали над клавиатурой, едва ее касаясь.
Он просто не имеет права упустить эту возможность. Второго шанса может не быть.
Чьи-то далекие шаги эхом отразились от высоких стен и умножились многократно в пустых незаполненных пространствах необитаемой обсерватории.
Не может этого быть.
Ариэль в смятении и замешательстве лег на прохладный протертый линолиум и приложил к нему ухо. Действительно, шаги.
Он вскочил и попытался выровнять свое сбивчивое дыхание. Дверь на замок. На несколько замков. Выключить свет. Как невовремя прибыли эти нежеланные гости!
Необходимо обнаружить источник сигнала.
Пальцы Ариэля в бешеном ритме стучали по клавиатуре.
Несколько месяцев назад ему удалось зафиксировать длинную струю частиц, которая исходила из быстрорастущей черной дыры PJ333-26.
Орбитальные и наземные телескопы совсем недавно с помощью гравитационного микролинзирования получили прямые свидетельства существования этой одинокой черной дыры, дрейфующей в межзвездном пространстве. Удалось даже измерить ее массу и точное местоположение.
Выяснилось, что масса этой черной дыры превышает массу Солнца примерно в миллиард раз.
Это открытие произошло именно тогда, когда Ариэль вернулся из недр гор, пораженный и израненный.
Как только данные были обнародованы, он тотчас их сохранил и принялся всесторонне изучать. Он стремглав бросился в пучину этих исследований, лишь бы излечиться от пережитых потерь, полностью выветрить их из своего существа, начисто выбелив ментальное пространство и наполнив его до краев чем-то иным.
Исходящая от черной дыры рентгеновская струя находилась на поистине рекордном расстоянии- около ста шестидясети тысяч световых лет.
Как за такое короткое время этот квазар, поистине неудержимый монстр, смог обрести свои невероятные масштабы? Возможно, он зародился еще до того, как вселенной исполнился миллиард лет. Но можно ли вообще претендовать на какие-либо знания о возрасте вселенной и тем самым заключать как и ее, так и самих себя, в жесткие рамки линейности? Что скрывается за четко детерминированной линейностью времени? Это лишь абстрактная концепция, за пределами которой- непостижимое. Он обжегся при попытке с ним соприкоснуться. Но оно продолжало манить и завлекать.
Ведь как оказалось, неземная мелодия исходила именно из этой черной дыры. Именно там был источник сигналов, несомненно, искусственного происхождения.
Вернувшись из несостоявшейся экспедиции в дикость и необъятность, стараясь забыть о своем поражении и неудавшемся преследовании, Ариэль всеми силами пытался заглушить боль и заполнить пустоту потоком объективных научных данных. Это было сознательным желанием излечиться, на сетчатке его глаз отражались диаграммы и стройные ряды цифр. Он продолжал функционировать в состоянии полузабытья, в полудреме и почти что в сновидении, на ощупь продвигаясь навстречу к своему спасению. Но по иронии судьбы жизнь вновь привела его к тому, что он совсем недавно потерял.
- Кто-нибудь, отзовитесь!
Кто-то нетерпеливо и бесцеремонно стучал во все двери и даже стены. Их было двое. Двое незнакомых мужчин.
- Эй! Есть кто-нибудь?
В его дверь громко постучали несколько раз.
- Я знаю, что здесь кто-то есть! Выходите!
Это был раздраженный и озлобленный мужской голос, бескомпромиссный и напористый. Его обладатель не привык слышать нет.
Ариэль в надежде посмотрел на окна. Слишком высоко. Оно того не стоит. Можно было попробовать спрятаться за массивной аппаратурой в углу, но этот человек, кем бы он ни был, так просто не уйдет. Ариэль в свое время слышал от коллег про бродячих горных разбойников, но в этих краях они были редкостью. Возможно, эти двое- обитатели того самого приюта за перевалом? Но это тоже врят ли.
Мужчина настойчиво продолжал стучать в двери.
Почему- так невовремя? Так несвоевременно? Так не созвучно с тем, что только что произошло? Какой диссонанс, какой полномасштабный конфликт! Эти грубые окрики и попытки вломиться просто не могут, не имеют ни малейшего права сосуществовать с тем, что изливается из недр необозримой далекой черной дыры. Они не могут делить между собой этот миг существования. Это- сплошное взаимоотрицание и взаимоуничтожение.
Ариэль дрожащей рукой снял баллон с кислородом со стены и с упоением сделал несколько глубоких вдохов.
- Я слышу твое дыхание! Открывай! Или я выломаю дверь.
Ариэль сбивчивыми движениями схватил массивные наушники и сел за компьютер, уставившись в экран. Можно притвориться, что он ничего не услышал. Все это якобы прошло мимо.
Дверь с треском распахнулась. Замок уже давно пришел в негодность и перестал выполнять свою главную функцию. На пол посыпались щепки, и Ариэлю стоило немалых усилий продолжать свое наивное притворство. Неземная музыка из чрева космоса продолжала вливаться в его раскаленные уши, но неумолимо сдавливалась и пережималась грубыми вульгарными голосами вторженцев.
Чья-то сильная цепкая и огромная рука потрясла его за плечи.
Он обернулся и увидел коротко стриженного мужчину средних лет с выцветшими волосами и белесыми ресницами. Это был большой статный мужчина, его мощные руки обладали поистине невиданной силой. Настоящий гигант, словно сошедший со страниц античных мифов или сказок. Несмотря на простор помещения и высокие потолки, ворвавшийся мужчина представлялся настоящим исполином, словно на его плечах лежал небесный свод, а из глаз стреляли молнии. Он, грозный и неудержимый, стоял в ореоле размытых мерцающих пятен, и почему-то именно в этот самый момент Ариэлю показалось, что аккомпанимент космической музыки пришелся как нельзя кстати.
Ариэль снял наушники, стараясь унять бешеное сердцебиение.
- Почему вы не открыли дверь?
Этот гигант- говорит? Самым обычным человеческим языком? Это не укладывалось в создавшуюся картину мира, никак не вмещалось в пространство оживших сказок и легенд, которое только что воцарилось. В одно мгновение его словно бы сбросили с горных вершин на землю, швырнули вниз. Он вмиг протрезвел и очнулся от тягучего полусна, наполненного видениями и галлюцинациями. Все это действительно происходило здесь и сейчас. Приглядеться повнимательней- и человек этот, оказывается, вовсе не гигант и не исполин, а самый обычный мужчина высокого роста, раздраженный, испуганный и озлобленный.
Ариэль трясущимися руками указал на экран компьютера.
- Я прослушиваю космические сигналы. Эти наушники очень хорошо изолируют внешний шум.
- Значит, так, не будем терять время. Что случилось с Бри?
- Бри?
- Да, с моей сестрой.
Ариэль попытался вспомнить, слышал ли он где-нибудь это имя, но как назло оно ни о чем не говорило.
- Мне повторить вопрос?- мужчина был не расположен к мирным дискуссиям.
И только сейчас Ариэль обратил внимание на второго гостя- суховатого высокого человека лет пятидясети в черном плаще.
- Я детектив Мон.
- Что происходит?- Ариэль был искренне удивлен, он ощущал, как слова застряли в его пересохшем горле, а губы покрылись трещинами.
- Позвольте мне, Бьорн,- жестами детектив остановил порывы светловолосого мужчины.
- Дело в том, что пару дней назад из закрытого оздоровительного центра неподалеку пропала девушка по имени Бри. Мы опросили всех постояльцев и выяснилось, что она много времени проводила на свежем воздухе и уходила на довольно-таки большие расстояния. Есть и те, кто утвержает, что она не раз ходила в сторону обсерватории, и из этого следует предположение, что вы могли с ней как-то пересечься.
Так вот оно что. Она пропала. И ее ищут. Значит, ее звали Бри, подумал про себя Ариэль.
Он никогда не спрашивал ее имени. Да и если честно, ему было все равно, как ее звали. Так вот почему эти люди так бесцеремонно вломились.
- Ну так что?- детектив выжидательно на него посмотрел.
Сказать ли им? Неужели они подозревают его. В убийстве?
- Вы подозреваете меня в убийстве?- он спросил их напрямую.
- Сейчас мы всего лишь интересуемся, видели ли вы Бри.
- Что ты с ней сделал?- сквозь зубы процедил Бьорн.
- Я... я ее не знал.
- Может, вы ее и не знали, но видели ли вы ее?
Он никогда не забудет ту, что вторглась в его священные территории безграничного уединения, запустения и прорыва в иные сферы, ее тонкую изломанную фигуру на фоне бесконечных гор, густых туманов, рассеянных лучей, ее отрешенный и блуждающий взгляд, ее растерянность от свалившегося на нее открытия, нежданного и ошеломительного, к которому она была не только не готова, но и которого не заслуживала. Именно она отобрала у него его исключительную избранность, его уникальную принадлежность потусторонним сферам, именно она лишила его последнего шанса войти в области неизведанного, достичь парящих храмов высших планов реальности. Он сжимал кулаки и злился, преисполняясь отчаянного презрения, сожаления и горечи от упущенных шансов. Она отобрала у него возможность вступить в запретный город, обитель чистоты и наивысшей гармонии. Он помнил черты ее лица, бледного и прозрачного, словно бумага, голубые вены под ее кожей, в которых текла холодная синяя вода северных полюсов. В ней не было тепла, не было жизни, не было ни малейшей искры, и все же именно ей досталась привелегия ступить на неведомые тропы.
Когда он следовал за ней по горным перевалам, пересекая вброд могучие зелено-молочные реки и каменистые валуны, когда продирался сквозь благоуханные розово-лиловые облака редодендронов и тенью скользил мимо стариных белоснежных полуразрушенных молелен и святилищ, не раз его охватывало желание впиться в ее тонкую лебединую шею, оставить на ней багряные синяки, опустошить ее легкие, остановить ее сердце и упокоить ее тело под кристальными водами горных озер. Он представлял ее остекленевший взгляд бесстрастных глаз цвета льда и тумана под толщей чистой прозрачной воды. Зимой, когда озеро покроется ледяной поверхностью, эти глаза, как и ее лицо, ее тело- станут продолжением ледяных покровов. Он завидовл тому, как она бесстрашно шла в неизвестность, как бросалась навстречу буйству весенней зелени и полноводных рек, словно у нее в запасе была вечность, словно ей нечего было терять, словно к ее ногам был брошен весь мир. Какая незримая магия вела ее к вершинам? Чей голос нашептывал ей в уши? Откуда в ней, жалкой и тщедушной, взялись невероятные силы не просто противостоять, но быть в созвучии с природными элементами?
Он мог только сжимать кулаки. Знает ли он Бри? Видел ли он ее? Да, он ее знает, он не просто видел ее- но следил за ней, за каждым ее шагом в ее последнем пути к восхождению, он не просто завидовал- а хотел поменяться с ней местами, жаждал хоть на минуту стать ею, украсть у нее ее жизнь, дыхание и сердцебиение. Присвоить себе ее дух. Он готов был идти за ней до конца, и сгинуть вместе с ней если потребуется. Но ему преградили путь. Его отрезали как омертвелую плоть, как отмороженную руку. Его ампутировали.
Но он как ни в чем не бывало ответил:
- Я пару раз видел какую-то девушку неподалеку, но никогда не разговаривал с ней. Я даже не знал ее имени.
Он вспомнил тот день, призрачный и бесцветный, когда она неуверенными медленными шагами попыталась приблизиться к обсерватории- и замерла в крайнем изумлении. Она ожидала пронзительной боли, но ее не последовало.
Он знал, что она не выносит электромагнитных излучений и именно поэтому он активировал все приборы, которые только мог. Уходи прочь! Убирайся! Мысленно кричал он ей. Оставь меня, оставь все свои попытки достичь иных реальностей и высших сфер. Это- мое. Это- только мое.
Но, по всей видимости, весь научный центр все же был экранирован, и действие приборов не оказывало на нее ни малейшего воздействия. Она продолжала возвращаться.
Он не забудет, как жгучие слезы, словно кислота, разъедали его глаза все эти дни. Он каждый миг своего существования прокручивал в голове ее голос, сраженный непреклонностью ее намерения. Что мешало ему самому отправиться в гущу ледяных пустошей и горных хребтов на поиски желанных небесных храмов? Почему ее появление сподвигло его на этот путь? Он, определенно, был намного сильней и выносливей Бри, у него были запасы еды и теплой одежды. У него были все возможности и средства для попытки достижения. И все же он не сделал ни шагу, заключив себя в кокон горьких сожалений о случившемся, обвиняя в своей безынициативности весь окружающий мир.
Чужаки покинули помещение, оставив следы из серого талого снега. Они не были удовлетворены полученными ответами. Перед тем, как уйти, они продолжительное время оживленно переговаривались. Ариэль внимательно вслушивался в их разговор, но по какой-то причине перестал понимать их язык. Да и в ушах стоял сильный звон, сквозь пелену которого он едва различал обрывки слов. Что-то о поисковой операции, вертолетах. Как же опрометчиво- пытаться подняться над этими дикими горами. Горы не дадут взлететь, они набросятся ветрами и клейкими молочными туманами, они вызовут помутнение рассудка.
Когда Ариэль вновь вернулся к своему привычному состоянию уединения, то с новыми силами принялся рьяно вслушиваться в доносящийся гул неземных голосов, что кристальным ручьем прорывался через мембраны наушников. У него открылось второе дыхание в свете нависшей над ним потенциальной опасности. Космический хор незамедлительно ринулся в динамики, почти разрывая их на части своей необузданной мощью. Эти партии неземных голосов и потусторонних звуков заполнили до краев стены лаборатории, выплескиваясь в открытую дверь, покоряя пустые холодные коридоры.
Это- голоса мертвых звезд. Подумать только, большинство из этих миллиардов звезд, такие яркие, живые, огненные и светоносные- на самом деле мертвы. Они погасли и взорвались десятилетия, столетия и тысячелетия назад. От них остался лишь образ, но сами они почили, превратившись в нечто совершенно иное, растворились в непостижимом хороводе бытия. Так вот почему эта музыка так разрывает душу на части. Она- эссенция мертвых звезд, их дух, сгустившийся и материализовавшийся в форме звуков. Их плач и крик, их безмолвное забвение и покоренность вечностью.
Все это время он изучал космических призраков, всматривался в их лица и вслушивался в их шепоты.
Синяя Птица все это время была одной из них.
Он помнил ее лик и подобие формы, но без каких-либо конкретных деталей, скорее, общую суть, неуловимую и эфемерную. Ее образ был пустышкой, временным сосудом и аватаром, вместилищем ее невыразимого необъятного существа.
Научная станция тоже являлась пристанищем для духов. Просторные, почти ничем не заполненные и вечно холодные помещения обсерваторий, лабораторий и распахнутые настежь гигантские железные цветы, устремленные к бездне,- все это было могильными плитами для давно почивших звезд. Но вопреки запустению и бескрайнему одиночеству Ариэль ощущал биение и пульсацию жизни. Новые этапы и эпохи. Циклы перерождения и преображения. Он наблюдал отнюдь не процесс умирания, а прежде всего- таинство трансформации и перехода.
Он продолжал вести с ней беседы и вслушиваться в ее потусторонние послания, стучаться в потайное дно и искать смыслы. Почему она оставила его? Она перестала быть или же как раз-таки наоборот- только обрела свое истинное существование? Начало и конец- все-таки очередная условность?
Он пытался разглядеть в пыльном воздухе знакомые очертания и голубое свечение. Но она ушла, и, скорей всего, безвозвратно. Ушла в безвременье и не подвластные разуму водовороты и калейдоскопы иных измерений. Ушла туда, где, возможно, никогда и не была. Или же где и была все это время.
Ариэль был преисполнен и заряжен чрезмерной энергией, как снаряд, который вот-вот взорвется. Нужно было позволить себе преодолеть то внутреннее разделение, что раздирало его на части. Но как? Неустойчивая многоликая природа реальности отражала его неизмеримую сущность.
Для тех, кто пришел из ниоткуда и находится нигде и везде, нет ни расстояний, ни границ пространства и времени.
Когда он предпринимал попытки это осмыслить, то чувствовал себя ребенком, который еще не научился ходить.
Как мог он рассказать о тех, кто существует повсеместно? Как мог объяснить подобную концепцию? Это не только представлялось непосильной задачей, но и казалось кощунством и даже осквернением. Это знание должно сгинуть вместе с ним.
Но все же он продолжал слышать музыку. Теперь уже ничего не имело значения. Ариэль, захлебываясь слезами, беззвучно повторял про себя именно это: он слышит музыку.
Значит, еще не все потеряно. Он не брошен и не отвергнут. Он тоже может направиться на поиски парящих над горами надземных храмов, когда его время придет.
Бри была так высоко, как еще никогда не была раньше. Горы расступились, и вершины становились все ближе. Девственный и чистый снежный покров простирался на подступах к горным пикам. Неземная хрустальная синева небес приобретала все большую прозрачность. Бри оглянулась и заметила, что идет, не оставляя следов. А что было до? Кто-то шел с ней одними путями, кто-то дышал в спину, и, наверно, были и те, кто пытался воспрепятствовать ее восхождению. Часы, дни, года и даже века слились воедино.
Она идет ввысь уже не одно тысячелетие. И вместе с тем она находится в безвременье и наблюдает за этапами своего проявления. Безграничное сознание генерирует новые образы и формы, порождая ощущение разобщенности и раздробленности на элементы.
Бесконечное бытие. Незримые глазу устремления духа.
А затем все не то померкло, не то было охвачено ослепительным сиянием, и Бри стремительно начала проваливаться в бездну.
Она падала и падала, летела с бешеной скоростью сквозь первородные элементы и стихии, вниз и вверх, вглубь и ввысь. Она с замиранием духа падала в бездну, в омут, в бескрайний колодец, в пропасть, за пределы и представления.
Пока все сущее не слилось воедино, и падение не превратилось в полет. Она не могла определить, падает она или летит. Она и падала камнем вниз, и летела бесплотным духом ввысь.
Все ориентиры и стороны света перемешались и стали чем-то единым. Пока чувство перемещения не сменилось чувством покоя.
Она открыла глаза. Ее тело стало еще более легким и невесомым, полупрозрачным и эфемерным, но прикосновение нежных пушистых лепестков привело ее в чувство. На километры вокруг горные луга были затоплены прекрасными белоснежными цветами. Это- эдельвейсы? Она никогда не видела этих мифических цветов, разве что та незнакомая женщина вложила ей в ладонь похожий цветок? Ее рука непроизвольно потянулась к одному из них. И тотчас оттуда, из самой сердцевины молочно белого и не тронутого грязью цветочного сердца ей навстречу потянулась белоснежная рука оттенка первого снега. Из цветка вылетел дух.
Эдельвейсам не было ни конца ни края. Казалось, они покорили все равнины, долины и ущелья. Холодное белое пламя их лепестков начало разгораться. Невообразимо яркая синева небес начала излучать ответное сияние. Раздался гул далеких вибраций. Что-то пришло в движение. Бри приготовилась и взлетать, и падать. Но вместо этого увидела, как белоснежные лепестки словно белокрылые бабочки начали свой путь ввысь, устремляясь к небесам и закрывая их своими прозрачными крыльями. Она стояла, не в силах пошевелиться, а лепестки, кружась в танце, нежно касались ее кожи.
Из-за далеких гор медленно надвигалась исполинская белая волна непостижимых размеров. Волна выше гор и самого неба. Волна чистой нетронутой белизны и, должно быть, полного небытия. Волна растворения. Бри на мгновение показалось, что она приметила чей-то смутный размытый силуэт, который тотчас рассеялся. Белоснежная волна тем временем необратимо подбиралась все ближе словно вышедшая из берегов бескрайность и воплощенная абсолютная тишина. Там, за этой волной, Бри внутренним зрением увидела парящие над горными вершинами светящиеся полупрозрачные купола. Это был не просто храм или дворец, а целый город. Город-призрак, город-мираж.
Это волна смоет и ее, поглотит и вынесет к берегам небесного города. Но что она там найдет? А, может, и сам небесный город будет целиком поглощен этой неистовой белизной?
Внезапно Бри словно оказалась на вершине мира, на самой высокой и недоступной вершине. Вокруг простирались бесконечные горные хребты, бархатные лепестки эдельвейсов все еще парили в воздухе, постепенно рассеиваясь, а белая волна приняла еще более колоссальные размеры, подбираясь все ближе, сокращая расстояние, стирая, очищая и обнуляя все на своем пути. Небо тоже начало терять цвет. Неистовая первозданная белизна неизбежно высосет из него всю цветовую гамму, поглотит без остатка.
Бри не понимала, было ли это грядущим вознесением, преображением, или же полным уничтожением и стиранием, было ли это переходом, пересечением границ или же полным небытием и отсутствием чего-либо? Что несет в себе этот ослепительный, но при этом благородный белый цвет?
Она и сама постепенно становилась абсолютной тишиной и словно завороженная смотрела, как белая волна неотвратимо несет свои воды вечного безмолвия к ее ногам.
Ее жизнь была так коротка. Ее жизнь прошла в клетке боли. И все ради того, чтобы оказаться на вершине мира и взойти на головокружительные высоты? В глубинах ее души что-то неминуемо зарождалось, белоснежные бутоны готовились к своему раскрытию.
Бри протянула руки к первородной белизне, наконец в полной мере осознав, что теперь она готова молиться за всех душ во вселенной. Ее растворение знаменовало благостный переход и благородную помощь тем, кто еще не был готов. Она всецело доверилась потоку, приветствуя свое грядущее восхождение.
А потом она окончательно ушла в белый цвет.